Поляки не доверяют русским. Можно даже сказать, недолюбливают. Для поляков русские стали выражением рока, немилости судьбы. В польской истории Провидением была отведена России роль черной дыры, которая поглотила «Большой взрыв Речи Посполитой».
Русская темная материя
В начале у поляков (в компании с литовцами) все шло хорошо. Да так хорошо, что к XVI веку в Восточной Европе они вошли в образ, близкий к современному образу США. Время от времени «хранители христианских ценностей» организовывали «гуманитарные» операции в варварской Московии, чтобы «цивилизовать» деспотичную европейскую окраину. Водили вереницы царей, даже посидели в Кремле в Смуту, но справедливости так и не добились.
Всякий раз благородная шляхта нащупывала черную дыру в виде «сусаниных» и «исуповских болот», пока не открыли дверь в мир хаоса и не разбудили «русскую тёмную материю».
А потом пружина разжалась. Страсть Петра I и Екатерины II «цивилизовать», «европизировать» Россию ударила по бывшим «цивилизаторам». Жирный крест (Андреевский) на мечте о Великой Польше был поставлен в 1813, когда русская армия, догоняя отступавших французов, оккупировала придуманное Наполеоном Великое герцогство Варшавское, которое через пару лет станет частью Империи под уничижительным артикулом «Царство Польское».
«Царство Польское»
Присоединившись по итогам Отечественной войны 1812 года к России «Царство Польское» (с 1887 года – «Привислинский край») имело двоякое положение. С одной стороны, после раздела Речи Посполитой это хоть и было совершенно новое геополитическое образование, но все еще сохраняющее связь в этнокультурном и религиозном планах со своей предшественницей.
А с другой – здесь росло национальное самосознание и пробивались ростки государственности, что не могло не повлиять на взаимоотношения поляков и центральной власти.
После присоединения к Российской империи в «Царстве Польском», несомненно, ожидали перемен. Перемены были, но воспринимались не всегда однозначно. За время вхождения Польши в состав России сменилось пять императоров, и у каждого был свой взгляд на самую западную российскую губернию.
Если Александр I слыл «полонофилом», то Николай I в отношении Польши выстраивал политику куда более трезвую и жесткую. Впрочем, ему не откажешь в стремлении, по выражению самого императора, «быть столь же хорошим поляком, как и хорошим русским».
Российская историография в целом позитивно оценивает итоги столетнего вхождения Польши в состав империи. Возможно, именно взвешенная политика России по отношению к западному соседу помогла создать уникальную ситуацию, при которой Польша, не являясь самостоятельной территорией, на протяжении ста лет сохраняла государственную и национальную идентичность.
Надежды и разочарования
Одной из первых мер, введенных российским правительством, была отмена «кодекса Наполеона» и замена его польским кодексом, который в числе прочих мер наделял крестьян землей и предполагал улучшение финансового положения малоимущих. Польский сейм новый законопроект принял, однако отказался запрещать предоставляющий свободы гражданский брак.
В этом отчетливо обозначились ориентиры поляков на западные ценности. Пример брать было с кого. Так в Великом княжестве Финляндском уже к моменту вхождения Польского царства в состав России было отменено крепостное право. Просвещенная и либеральная Европа была Польше ближе, чем «крестьянская» Россия.
«Николаевская реакция»
После «александровских свобод» пришло время «николаевской реакции». В Польской губернии почти все делопроизводство переводится на русский язык, или на французский для тех, кто не владел русским. Конфискованные имения жалуются лицам русского происхождения, также русскими замещаются все высшие должностные посты.
Николай I в 1835 году посетивший с визитом Варшаву чувствует назревающий в польском обществе протест, а поэтому запрещает депутации выразить верноподданнические чувства, «дабы предохранить их ото лжи».
Тон выступления императора ударяет своей бескомпромиссностью: «Мне нужны деяния, а не слова. Если вы будете упорствовать в своих мечтаниях о национальной обособленности, о независимости Польши и тому подобных фантазиях, вы навлечёте на себя величайшее несчастие... Говорю вам, что при малейшем волнении я прикажу стрелять в город, обращу Варшаву в развалины и, конечно, не отстрою ее».
Польский бунт
Идея национальной обособленности, вплоть до восстановления Речи Посполитой в ее прежних пределах охватывала все более широкие слои масс. Разгонной силой протеста выступало студенчество, которое поддержали рабочие, солдаты, а также разночинные слои польского общества. Позднее к освободительному движению примкнула часть помещиков и дворян.
Основные пункты требований, предъявляемых повстанцами, это аграрные реформы, демократизация общества и в конечном итоге независимость Польши.
Но для российского государства это был опасный вызов. На польские восстания 1830-1831 и 1863-1864 годов российское правительство отвечает резко и жестко. Подавление бунтов оказалось кровопролитным, однако чрезмерной жесткости, о которой писали советские историки, не было. Бунтовщиков предпочитали отсылать в отдаленные российские губернии.
Восстания вынудили правительство принять ряд контрмер. В 1832 году был ликвидирован польский сейм и расформирована польская армия. В 1864 году были введены ограничения на использование польского языка и передвижение мужского населения. В меньшей степени итоги восстаний коснулись местной бюрократии, хотя среди революционеров были дети крупных чиновников. Период после 1864 года отмечен усилением в польском обществе «русофобии». Нужно отметить, что в целом Польская губерния имела больше привилегий, чем другие регионы империи. Так, в 1907 году на заседании Государственной Думы 3-го созыва было озвучено, что в различных российских губерниях налогообложение доходит до 1,26%, а в крупнейших промышленных центрах Польши – Варшаве и Лодзи оно не превышает 1,04%.
В конце XIX столетия Россия вступила на путь индустриализации, подкрепленной солидными западными инвестициями. Дивиденды от этого имели и польские чиновники, участвуя в железнодорожных перевозках между Россией и Германией. Как следствие – появление огромного количества банков в крупных польских городах.
Трагичный для России 1917 год завершил историю «русской Польши», дав полякам возможность становления собственной государственности. То, что обещал Николай II – свершилось. Польша обрела свободу, однако столь желаемой императором унии с Россией так и не получилось.
06.12.2015 1 22204
Двести лет назад, 15 (27) ноября 1815 года, большая часть Великого герцогства Варшавского , созданного Наполеоном и бывшего его протекторатом, была присоединена «на вечные времена» к Российской империи под именем Царства Польского, и новое царство, созданное «вопреки представлениям почти всех европейских государств» и «великодушием императора Александра I», получило Конституцию, которая превратила только что сформированное государство в наследственную монархию, «навсегда соединённую с Российской империей».
Недавно пресс-секретарь Президента РФ Дмитрий Песков, комментируя результаты выборов в Польше, сказал о том, что Россия сожалеет, что отношения с Польшей находятся «не в лучшей форме».
Российский император Александр (1777 - 1825)
Не в лучшей форме - это ещё мягко сказано. К сожалению, историческое наследие польско-российских отношений обременено массой взаимных обид. Но есть одно важное различие: если у русских главные «исторические раны» ассоциируются со Смутным временем (поддержка поляками Лжедмитрия I в 1605 году, взятие Москвы в 1610 году и т.д.), отдалённым от нас аж на четыре столетия, то поляки счёт своим претензиям к России Доводят практически до наших дней.
По сути, Польша - это пример нации, сумевшей в Средние века создать мощную империю, а затем её потерять, причём не только её, но в конце XVIII века и государственность вообще. Второй момент: Польша всегда стремилась доминировать в Восточной Европе, но в итоге в этом соревновании уступила России, и теперь у поляков существует некая историческая обида на нашу страну.
В результате, поляков и русских теперь разделяет буквально всё, а объединяет только жизнь по соседству. Более того, болезненные вопросы прошлого не только не закрываются, но появляются всё новые и новые.
Это порождает неприязнь большинства поляков к России и русским, способствует разгулу русофобских настроений в польском обществе. Ну, а русские историки постоянно вспоминают следующие слова Екатерины II о поляках:
«По непостоянству и ветрености сего народа, по доказанной его злобе и ненависти к нашему, а особливо по изъявляющейся в нём наклонности к разврату и неистовствам французским, мы в нём никогда не будем иметь ни спокойного, ни безопасного соседа, иначе как приведя его в сущее бессилие и немогущество».
ПОЛЯКИ - СОЮЗНИКИ НАПОЛЕОНА
Польша потеряла свою самостоятельность в 1795 году, когда последовал третий (окончательный) раздел её территорий между Австрией, Пруссией и Россией. Мечтавшие о независимости поляки возлагали большие надежды на Наполеона, в войсках которого они мужественно сражались, и в 1807 году, при заключении Тильзитского мира, императором французов было создано так называемое Великое герцогство Варшавское, подчинённое верховной власти саксонского короля.
С тех пор благодарность поляков к Наполеону была беспредельной, а он пользовался их воодушевлением, поддерживая всё это новыми обещаниями и увеличением земель герцогства. В частности, в 1809 году к герцогству была присоединена большая часть Галиции, отнятой от Австрии.
Польский легион (Вислинский полк), 1810 год
Но надеждам поляков не суждено было осуществиться, а потом Наполеон был разгромлен в 1812 году, русские войска изгнали его из пределов России, в 1813 году война была перенесена в Германию, и Варшавское герцогство было завоёвано, как тогда писали, «почти мимоходом».
Поляки, надо отдать им должное, оставались союзниками Франции до конца кампании 1814 года. Но потом с Наполеоном было покончено, и право возмездия перешло к Александру I. И тот мог жестоко покарать поляков за верность общему врагу всей Европы и за то, что они натворили, находясь на нашей территории.
Но Александр I со свойственным ему великодушием даровал амнистию польским солдатам и офицерам, воевавшим за Наполеона против России, а для Варшавского герцогства назначил временное правительство, составленное частично из поляков, частично из русских.
«Как победитель, я восстановлю Польшу, потому что это согласно с моими личными желаниями и с выгодами моего государства. Я знаю, что встречу много затруднений, но надеюсь успеть в моем намерении», -сказал тогда Александр I. Согласимся, всё это как-то не тянет на пресловутый «болезненный вопрос прошлого».
ИТОГИ ВЕНСКОГО КОНГРЕССА
На Венском конгрессе, решавшем судьбы постнаполеоновской Европы, первоначально планировали вернуть Польшу в тот вид, который она имела до 1807 года, но российский император не согласился с этим и потребовал в награду России, больше других держав содействовавшей свержению Наполеона, всё Варшавское герцогство.
Первоначально он склонялся к тому, чтобы восстановить прежнее Польское государство и в качестве конституционного монарха стать в его главе. Но потом дипломатические интриги Меттерниха и Талейрана поменяли его намерения, и он согласился уступить Австрии и Пруссии некоторые части герцогства. Так было образовано Царство Польское.
В заключительном акте Венского конгресса было сказано: «Варшавское герцогство, за исключением некоторых областей и округов, присоединяется к Российской империи. Оно будет безвозвратно соединено с нею на вечное владение Его Императорского Величества и его наследников и преемников. Его Императорское Величество оставляет за собой право предоставить этому государству, пользующемуся особой администрацией, такое очертание границ и национальные установления, которые сочтёт полезными и приличными».
В связи с этим, хотелось бы отметить: так называемые разделы Польши между Австрией, Пруссией и Россией диктовались с российской стороны возвращением исконно русских земель, ранее отторгнутых поляками. И лишь теперь, после победоносной войны 1812-1814 годов, в которой поляки активно поддерживали Наполеона, России были переданы собственно польские территории.
При этом, как писали тогда, Царство Польское «должно было служить как бы обсервационным лагерем, из коего русские самодержцы могли бы наблюдать за всеми действиями и движениями европейских кабинетов».
Короче говоря, в мае 1815 года были подписаны договоры между Россией, Пруссией и Австрией о Варшавском княжестве, а в июне - генеральный акт Венского конгресса. Пруссия получила Познанский и Быдгощский департаменты Варшавского княжества (из них образовалось Великое княжество Познанское), а также город Гданьск. Австрия получила Величку и соляные шахты. Краков и его окрестности стали «вольным городом» под протекторатом Австрии, Пруссии и России.
Оставшаяся же территория была присоединена к России и составила Царство Польское с территорией около 127 700 кв. км и населением 3,2 млн человек. Это был несомненный успех российской дипломатии, и объяснялся он, прежде всего, статусом России как победительницы в войне, с чем Европа вынуждена была считаться.
Границы Польши по решениям Венского конгресса 1815: зеленым цветом обозначено Царство Польское в составе России, голубым - часть наполеоновского герцогства Варшавского, отошедшая к Пруссии, красным - Краков (вначале вольный город, затем отошёл к Австрии).
НОВАЯ КОНСТИТУЦИЯ ДЛЯ НЕДАВНИХ ВРАГОВ
А потом Александр I, «никем не побуждаемый и никем не обязываемый», даровал Царству Польскому новую Конституцию, построенную на либеральных началах. Произошло это 15 (27) ноября 1815 года.
Конституция провозгласила, что Царство Польское навсегда присоединялось к Российской империи и связывалось с ней личной унией, общностью царствующей династии. Российский император становился польским королем и вступал на польский трон в соответствии с порядком наследования престола, существовавшим в Российской империи. Однако в Царстве Польском император-король был конституционным, и его власть ограничивал изданный им самим конституционный закон.
Польский язык объявлялся языком администрации, суда, войска и т.д. «Польский народ, - гласила одна из статей, - на вечные времена будет иметь национальное представительство в сейме, состоящем из короля и двух палат (изб), из коих первую будет составлять сенат, а вторую послы и депутаты от общин». Заметим, Александр совсем не обязан был это делать в отношении страны, совсем недавно воевавшей против него, и это тоже не очень-то справедливо относить к «болезненным вопросам прошлого».
Сейм, разделявший с монархом законодательную власть, состоял из двух палат: сената и так называемой посольской избы. В сенат входили члены королевской фамилии, епископы, воеводы и другие высшие должностные лица в количестве, которое бы не превышало половину числа избираемых депутатов посольской избы, которая состояла из 128 членов (77 представителей от поземельного дворянства и 51 депутатов от городов и общин). При этом депутаты должны были быть не моложе 30 лет, сенаторы - 35 лет, а избирателем мог быть каждый собственник, достигший 21 года.
Сейм должен был созываться каждые два года на четыре недели, и он в основном отвечал за изменения в области гражданского и уголовного права. Административные и хозяйственные вопросы регулировались постановлениями наместника, а позднее Административного совета.
Юзеф Зайончек
Кстати, первым наместником (заместителем императора-короля) стал бывший наполеоновский дивизионный генерал Юзеф Зайончек.
А ведь этот человек, между прочим, воевал против России и в 1812. году потерял ногу при Березине, а потом был взят в плен. Но Александр I простил его и произвёл в генералы от инфантерии. Может быть, это тоже «болезненный вопрос прошлого»?
Исполнительная власть находилась в руках царя и пяти ответственных министров. Министры составляли под председательством наместника совет, а вместе с государственными советниками и государственными секретарями - общее собрание Государственного совета, в котором должны были составляться проекты законов.
Как видим, Александр I даровал полякам, совсем недавно ожесточенно воевавшим против России, статус суверенного Царства Польского с собственной Конституцией, сохранявшей традиции Речи Посполитой. Польша сохранила своё правительство, армию, национальную денежную единицу (злотый). Польский язык по-прежнему носил статус государственного. Важнейшие правительственные должности занимались поляками.
ГРЯЗЬ -ПЯТАЯ СТИХИЯ ПОЛЬШИ
Что же представляла собой тогда территория, ставшая Царством Польским?
Историк Д. А. Кропотов в 1874 году писал: «Вновь приобретённый край представлял во многих отношениях страну полудикую, покрытую полуразвалившимися лачугами, в которых гнездились грязь и нищета, и до того лишённую путей сообщения, что Наполеон, увязая со своей армией в невылазных ее топях, говорил, что открыл в Польше пятую стихию - грязь. Великолепные костёлы, обширные каменные монастыри и роскошные дворцы польских магнатов, сооружённые кровью и потом народа, нисколько не смягчали грустного впечатления, производимого общим видом страны».
На самом деле для Наполеона Польша была лишь военным депо, из которого он набирал солдат для своих непрерывных походов. Торговля, промышленность, благосостояние граждан не процветали в то время. Польша была чем-то вроде форпоста Франции на северо-востоке Европы. Поход Наполеона в Россию окончательно довершил истощение страны и отнял у нее последние жизненные соки.
А что с этой территорией стало?
Тот же Д.А. Кропотов отмечает: «С присоединением царства к России в короткое время всё в нём изменилось: земледелие, мануфактуры, торговля и финансы царства приводимы были неослабным попечением русского правительства в цветущее положение. В первые годы владычества России все расходы царства, изнурённого войной, контрибуциями и континентальной системой, приняты были Россией на себя, тогда как все доходы царства обращены были на устройство и на внутренние его потребности».
Подобное заявление может показаться пристрастным. Но вот лишь несколько цифр. В 1788 году доходы Польши составляли 80 млн злотых, а с 1816 года они дошли до более чем 100 млн злотых, несмотря на то, что Царство Польское в 1816 году составляло едва пятую часть прошлого пространства. Народонаселение царства в 1815 году составляло 2,4 млн жителей, в 1830 году - 4 млн.
В Варшаве в 1816 году возник университет, профессора которого могли соревноваться с коллегами из ведущих мировых университетов. Были основаны две военные академии в Варшаве и Калише, в Маримонте (предместье Варшавы) открыта школа земледелия и сельского хозяйства и т.д. Науки и искусства развились с такой силой, что без преувеличения можно сказать: никогда Польша не имела стольких учёных и писателей, как «под пятой проклятой России».
Даже оклад в польской армии «вчетверо превышал оклад, определённый русскому воинству». Сами поляки говорили: «Никогда Польша не была так счастлива, как во времена Александра. Нужно только сравнить прошедшее с настоящим, дабы убедиться в справедливости сего».
РОСТ НЕДОВОЛЬСТВА
Но поляки были недовольны тем, что получили, и требовали ещё большего. Они хотели, чтобы Александр I отделил от России Белоруссию, Литву, Волынь и Подолию и присоединил их к Польше. Выглядит это странно, но недовольные утверждали, что русский государь «дал им Конституцию с тайной мыслью никогда не выполнять её».
Впрочем, в первые два года никаких жалоб не возникало, и ни о каких беспорядках не было и слышно. Понятно, что дальнейшие события очень напоминают логический парадокс про курицу и яйцо. Что появилось раньше? Репрессии, а потом недовольство? Или недовольство, а потом репрессии?
Новая Конституция вступила в силу с 1816 года, но очень скоро гармония между Александром I и поляками расстроилась.
5 (17) марта 1818 года император открыл сейм следующими словами: «Прежняя организация страны позволила мне ввести ту, которую я вам пожаловал, приводя в действие либеральные учреждения». А заканчивалась его речь так: «Докажите теперь свету, что эти учреждения не есть опасное обольщение, что будучи применены к делу с чистосердечием и хорошим намерением, они могут согласоваться с порядком и послужить основанием к истинному благоденствию народа».
Историк Д.А. Кропотов по этому поводу пишет: «Император Александр, даровав Польше весьма либеральную Конституцию и широкое представительное правление, уверен был, что милосердием, щедротами, отеческим попечением о благосостоянии царства, похвалами и знаками отличия, возвышающими души воинов, можно будет сроднить обе нации и, прекратив вражду, между ними существующую, слить обе части в единое целое. Вышло иначе: мероприятие это не только имело противное действие ожидаемому, но предоставило полякам те способы к восстанию и поддержанию борьбы с Россией, о коих они и мыслить не смели».
Депутаты сейма начали прямо и резко порицать правительство и министров. Полякам хотелось вернуть времена Речи Посполитой, и в результате новый сейм, созванный 1 (13) сентября 1820 года, действовал уже явно в духе оппозиции, повсюду плодились тайные общества и заговоры, и это страшно разгневало Александра I.
В своей речи, отмечая, что поляки сами мешают восстановлению своей родины, российский император заявил о том, что хочет даже отменить Конституцию, но ограничился одними угрозами. При этом правительство усилило меры предосторожности, а заговорщики, считая подобные меры за унижение и преследования, ещё усерднее повели свою подрывную работу.
Историк Д. А. Кропотов в 1874 году сделал следующий вывод: «Прирождённое тщеславие поляков, их привычка к своеволию и совершенное неумение подчиняться законам подрывали в самом корне новый общественный строй Польши. Вместо обсуждения законодательных вопросов сейм сделался поприщем, на котором нунции, ради приобретения личной известности своим красноречием, отличались необузданными выражениями, забвением всех приличий и буйными выходками против самой власти, даровавшей им представительное правление».
БЕССМЫСЛЕННЫЙ И БЕСПОЩАДНЫЙ
В результате третий сейм был собран только через пять лет после второго сейма. Произошло это 1(13) мая 1825 года, а в ноябре того же года император Александр I скончался, и на престол вступил его брат Николай I. Соответственно, он же был коронован польским королем в Варшаве. К этому времени в Польше уже достигла значительного уровня нелегальная оппозиция, и это вскоре привело к восстанию 1830-1831 годов, что повлекло за собой его весьма жесткое подавление.
Восставшие объявили Николая I в Польше низложенным, а народ вышел на улицы с требованиями полного отделения Польши от России. При этом брат императора Александра I Константин Павлович, бывший там наместником после смерти генерала Зайончека, любил Польшу, в совершенстве знал её язык и был женат на польской графине Иоанне Грудзинской.
Константин Павлович заботился о стране: развивал экономику, культуру, и поляки имели привилегии, каких не имел русский народ. Короче, в Варшаве он был вполне доволен своей судьбой и, возможно, поэтому отрекся от российского престола в пользу младшего брата Николая.
Николай I информирует о восстании в Польше 1830
Но в ноябре 1830 года Варшава перешла в руки повстанцев. А потом восстание было подавлено, после чего власть вместе с титулом князя Варшавского и постом наместника перешла к генерал-фельдмаршалу графу И.Ф. Паскевичу, усмирившему мятеж.
В помощь ему было учреждено временное правительство. Кстати говоря, по мнению Паскевича, лучше всего тогда было бы присоединить Царство Польское к Российской империи и устроить там обычное русское управление, но идея эта не была тогда принята Николаем I.
Тысячи поляков бежали за пределы Царства Польского. Они обосновались в разных странах Европы, и именно эти эмигранты постарались создать России крайне неприглядный образ душительницы свобод, угрожающей «цивилизованной Европе».
Именно с начала 1830-х годов полонофильство и русофобия стали важными составляющими европейского общественного мнения.
Ну а потом, в 1837 году, воеводства были преобразованы в губернии, а в 1841 году упразднён Государственный совет. В делопроизводство был введён русский язык, конфискованные имения польской шляхты были пожалованы русским, высшие государственные должности были заняты русскими и т.д.
Революция 1848 года сильно взволновала поляков, и они подняли восстания в княжестве Познанском и в Галиции. Потом Крымская война ещё более оживила надежды поляков. Было решено сформировать польские легионы на театре военных действий для борьбы против России.
Кстати, этому плану содействовала польская эмиграция во главе с князем Адамом Чарторыйским, в своё время находившимся в числе ближайших друзей и сподвижников Александра I.
КОНЕЦ ЦАРСТВА ПОЛЬСКОГО
Между тем 18 февраля (2 марта) 1855 года умер император Николай I, а 20 января (1 февраля) 1856 года - И. Ф. Паскевич. В мае 1856 года в Варшаву прибыл новый император Александр II, но это уже совсем другая история...
В любом случае, в годы Первой мировой войны поляки, российские подданные, сражались против поляков, служивших в австро-венгерской и германской армиях. Царство Польское оказалось под немецко-австрийской оккупацией, а потом и вообще прекратило своё существование.
Ну, а вывод под всё вышеизложенное подвел историк К. В. Елпатьевский, который в «Учебнике русской истории», изданном в 1906 году, написал: «Польша никогда не была так счастлива, как во времена Александра I, и если бы продолжала идти по этому пути, то скоро забыла бы двести лет своей анархии и стала бы наряду с образованнейшими государствами Европы».
К сожалению, «вспыхнувшая революция быстро уничтожила все расцветшие посевы и на много лет отбросила Польшу назад».
Евсей Гречена, газета "Совершенно Секретно" декабрь 2015
Я всегда восхищался Збигневым Бжезинским. Он был голова! В отличие от наших зависимых и независимых политологов, он играл и выигрывал на разных шахматных досках. Он был наиболее успешным противником имперской государственности России во всех ее видах. Великолепно знал ее политический скелет: не кожу, не мясо, а именно скелет, на котором время от времени сменяется и мясо, и кожа, но суть от этого не меняется.
Россия множество раз бросалась на поляков с криками о славянской любви. На самом деле она не отпускала поляков от себя не потому что любила, а потому что хотела за их счет приблизится к сердцевине Европы со своими специальными имперскими чувствами. Ради всасывания Польши в себя Россия готова была на все что угодно, вплоть до Катыни.
Ненависть Польши к России была избирательной — антиимперской.
Россия отвечала ненавистью на ненависть поляков: потоком вранья, вплоть до утверждений, что Польша развязала вторую мировую войну.
Советская армия освободила не государство Польшу, но принадлежавшую когда-то империи территорию и укрепилась здесь как создатель и повелитель искусственного режима. В этом отличие освобождения Франции союзниками.
Деловито, без пены на губах, он определял слабости советского режима и бил по ним с прицельной точностью
Какая-то часть польской интеллигенции поверила Сталину на очень короткий срок. Все-таки какая-никакая Польша вновь появилась на карте. Но скоро выяснилось: появился политический урод.
Бжезинский жил вдалеке от такого урода. Он занимал многие годы крупные должности в американской администрации и различных международных комиссиях. Деловито, без пены на губах, он определял слабости советского режима и бил по ним с прицельной точностью. Это не были абстрактные сражения. Бжезинский видел оппонента как агрессивную, часто бездарную и бестолковую власть, настоянную на бюрократии, коррупции, перекрестном страхе, незнании международные реалий.
Это он создал «третью корзину» хельсинских договоренностей 1975 года, корзину прав человека, в которую провалилась советская власть, сломав себе шею на борьбе с инакомыслием.
Это он подтолкнул СССР к смертельной войне в Афганистане, аналогу, по его мнению, Вьетнамской войны для Америки.
Это он способствовал развитию гонки вооружений, которую не смог выдержать СССР, проиграв холодную войну.
Это он критиковал страны Запада, не сообразившие, что крушение СССР вызовет реваншистские настроения, которые породят мем о крупнейшей катастрофе ХХ века: смерти СССР. Здесь его, правда, никто не послушал, решив, что история уже кончилась и тоталитаризм окончательно уничтожен. Зато, когда Запад спохватился, он способствовал продвижению НАТО на восток, которое фактически выбросило Россию из Европы.
Бжезинский считал марксизм идеологией будущего, случайно попавшей в руки политическому дельцу от коммунистической утопии Владимиру Ленину
Но вот парадокс! Критикуя советскую Россию, Бжезинский отдавал должное марксизму. Он знал его глубже советских философов, которые превратили Маркса в догму. Бжезинский фактически считал марксизм идеологией будущего, случайно попавшей в руки политическому дельцу от коммунистической утопии Владимиру Ленину. В любом случае, он считал марксизм отличным инструментом экономического и философского анализа. В центре политической жизни Америки находился подлинный марксист!
История отношений поляков к России полна парадоксов. Вот, например, первый чекист, поляк Дзержинский. В России до сих пор есть много его любителей, особенно среди коллег-силовиков. Почему бы не поставить Дзержинскому памятник? Но если присмотреться к деятельности Дзержинского, то он окажется наиболее радикальным разрушителем основ России. Большевик-интернационалист, он презирал российские ценности.
По сравнению с Дзержинским Збигнев Бжезинский просто страстный почитатель России!
Обобщите идеи Бжезинского, и вы увидите, что они скорее перекликаются с политическими мечтаниями русской культуры, нежели опровергают их. Русская культура в большинстве случаев сочувствовала бунту поляков против России. Порой случались недоразумения, когда Россия воспринималась (или должна была восприниматься?) как страна, а не источник тоталитарных ценностей (случай Пушкина). Но вектор антиимперской критики был чаще всего общим и бескомпромиссным. Всё кончилось, правда, как всегда скверно: интеллигенция так возненавидела имперский режим, что перегнула палку и породила большевиков, переродившихся в суперимперских сталинистов.
Бжезинский верил в нас, жителей России, чаще больше, чем мы — сами в себя. И знал нас чаще лучше, чем мы себя
Польская мысль, судя по позиции Бжезинского, разрубает Россию пополам. Она ненавидит режим, который навязывает ей свои ценности вплоть до полного уничтожения польской самоидентичности. Но она питается творческими откровениями русской культуры и обогащается ею для борьбы с русской империей.
Бжезинский считал, что выход России из исторического кризиса невозможен без сближения с демократическими системами Европы. Это отнюдь не означает потерю самостоятельности русской ментальности. Это встреча со своей собственной, окрепшей и гибнущей, и снова возрождающейся независимой идеологией России, которая оказалась пока что неспособной проявиться в долгосрочной каждодневной политике. Да и в оппозиции эта идеология разорвана на куски во внутренних спорах и взаимных обвинениях.
Короче, Бжезинский верил в нас, жителей России, чаще больше, чем мы — сами в себя. И знал нас чаще лучше, чем мы себя. Почему? Да потому что аналитическое мышление с самого начала его деятельности было безупречно. Поляк, родившийся в дипломатической семье не то в Харькове, не то в Варшаве, получивший образование в Канаде и США, Бжезинский показал, что Россию можно понять умом, а вот бестолковщиной ее не понять.
Он умер, не дождавшись восстановления отношений Европы и России. Возможно, он был излишним оптимистом, и это восстановление не наступит никогда. В тех формах и границах, которые существуют сегодня. Враг-оптимист, это особое польское звание.
Вместе с Иоанном Павлом Вторым, Чеславом Милошем, Анджеем Вайдой, другими блестящими мыслителями Бжезинский вытащил Польшу из могилы советского псевдосоциализма
Бжезинский, конечно, не был одиночной в своем уважении к русской культуре и ненависти к империи. Он принадлежал к той польской плеяде разумных критиков восточного соседа, которые способствовали разгрому имперских ценностей, а вместе с ними и политического режима. Вместе с Иоанном Павлом Вторым, а также поэтом Чеславом Милошем, режиссером Анджеем Вайдой, философом Лешеком Колаковским (этих трех творцов я знал и любил), другими блестящими мыслителями Бжезинский вытащил Польшу из могилы советского псевдосоциализма.
Польша ушла навсегда на Запад. А кремлевская Россия ушла в себя. И стонет от счастья. От этого странного тюремного счастья.
Отношения между двумя народами, особенно если у них есть какая-то общая история – тема всегда скользкая и не лишенная определенного количества стереотипов. В полной мере это утверждение относится к взаимоотношениям между поляками и русскими. Поставим вопрос даже более категорично: почему поляки ненавидят русских?
Конечно, можно поспорить с этим утверждением, приводя примеры сотрудничества между представителями двух славянских народов, взаимопомощи и поддержки. Однако события последних лет убеждают, что некое напряжение между Польшей и Россией все-таки существует и со временем не ослабевает, а порой и серьезно усиливается.
Давайте остановим свой взгляд на взаимоотношениях между двумя народами и попытаемся выделить конкретные причины неприятия представителей русского мира среди поляков.
География
Соседние страны практически никогда не имеют хороших отношений – этот тезис можно подтвердить примерами целого ряда европейских государств, которые в лучшем случае сдержанно терпят друг друга.
Англичане не переносят французов, французы не любят испанцев. Обидные прозвища, высмеивание традиций и внешнего вида – все это есть в отношениях между народами, которые исторически проживают рядом.
Особо сильное неприятие возникает в том случае, если страны еще и являются непосредственными конкурентами за что-либо, будь то морское владычество, торговлю или протекторат над всей Восточной Европой, как это было в случае с Российской Империей и Речью Посполитой, в состав которой входило Польское королевство и Литовское княжество.
Религия
Важным элементом жизни любого народа является религия, которая является своеобразным маркером, позволяющим четко проводить линию «свой – чужой». Давайте посмотрим, как обстоят дела с этой частью общественной жизни в Польше и в России.
Немного статистики:
- Согласно опросам, больше 86 процентов поляков относят себя к римско-католической деноминации.
- В России около 75 процентов населения относит себя к православию.
С точки зрения религии, русские для поляков являются инославными; еще не еретики, но уже отклонившиеся от истинного христианского учения. В католической Европе православные долгое время и вовсе не считались христианами: так, восточные варвары, соединившие языческие верования с учением о Христе.
Кстати, образ восточных варваров, предпочитающих жить под деспотичной властью, активно культивировался и продвигался польской знатью на Западе, которая представляла свою страну неким буфером между просвещенной Европой и дикой Азией. Это клише прекрасно сохранилось в народном сознании, а последующие поколения западных славян впитывали его уже с рождения.
История
Изучив географические и религиозные аспекты взаимоотношений русских и поляков, можно переходить к историческим причинам нелюбви двух славянских народов.
Выше уже были задеты отношения между Российской империей и Речью Посполитой – двумя крупнейшими странами Евразии. Естественно, такое соседство не устраивало российских правителей, поэтому они всячески старались влиять на дела польского государства, не давая ему набирать силу.
Конечно, не только влияние Российской империи стало причиной распада польско-литовской империи. Но факт есть факт: в период с 1772 по 1795 гг. произошли три раздела Речи Посполитой, в результате которых польские и литовские территории отошли Прусскому королевству, Российской империи и Австрийской монархии.
Взаимоотношения в XX веке
Если события века XVIII еще можно было как-то забыть и со временем сгладить, то история XX века творилась совсем недавно и оказалась тоже «богата» на российско-польские конфликты.
Началось всё с советско-польской войны (польско-большевистская война в официальной польской историографии) 1919-1921 гг. Молодое советское государство в условиях страшной гражданской войны пыталось очертить границы нового государства. Руководство же Польши во главе с Юзефом Пилсудским предприняло попытку восстановить исторические границы Речи Посполитой, желая вернуть в свое распоряжение Белоруссию, Украину, Литву и еще целый ряд областей.
В результате этого вооруженного конфликта ни одна из сторон не достигла своих целей. Польша не смогла полностью вернуть утраченные в XVIII веке земли, но и не стала «красной», как этого желало советское руководство. Между странами был подписан мирный договор, но отношения между народами стали еще более напряженными.
Сюда же стоит добавить раздел Польши между Германией и Советским Союзом в 1939 году. Согласно официальной польской историографии, действия Красной Армии нужно интерпретировать как агрессию против Польши.
Одной из самых болезненных точек в российско-польских отношениях является Катынский расстрел. Число 4421 (количество убитых в Катынском лесу) знает каждый поляк. Несмотря на то, что официальные российские лица в 2010 году признали эту страшную трагедию преступлением сталинского режима, подавляющее число россиян, согласно опросам, считают разговоры о Катынском расстреле неактуальными. Эта позиция серьезно задевает чувства поляков и усиливает их неприятие русского мира.
Все описанные события оставили глубокий след в генетической памяти поляков. Уже давно нет на этом свете виновников многих трагедий, Советский Союз исчез с политической карты, а Россия выбрала другой путь развития, но нелюбовь между народами сохраняется и выливается в новые столкновения.
Почему в российско-польских отношениях все так сложно
Вопрос взаимоотношений русских и поляков исторически непростой. Настолько, что практически любая тема, имеющая отношение к двум народам, может перерасти в ссору, полную взаимных упреков и перечисления грехов. В этой остроте взаимной привязанности есть что-то непохожее на тщательно скрываемую отчужденную враждебность немцев и французов, испанцев и англичан, даже валлонов и фламандцев. В отношениях русских и поляков, пожалуй, никогда не будет отрезвляющего холода и отведенных в сторону взглядов. «Лента.ру» постаралась разобраться, в чем причина такого положения вещей.
Начиная со Средних веков в Польше всех православных, живших на территории прежней Киевской Руси, звали руссами, не делая различий для украинцев, белорусов и русских. Даже в XX веке в документах министерства внутренних дел определение идентичности, как правило, шло по религиозной принадлежности - католик, православный или униат. В те времена, когда князь Курбский искал убежища в Литве, а князь Бельский - в Москве, взаимная связь была уже достаточно сильной, различия очевидными, но взаимного восприятия через призму «свой-чужой» не было. Возможно, это нормальное свойство феодальной эпохи, когда о национальной идентичности говорить еще рано.
Любое самосознание формируется в кризисные эпохи. Для России в XVII веке это была эпоха Смуты, для Польши - Шведского потопа (вторжение шведов в Речь Посполитую в 1655-1660 годах). Один из важнейших результатов «потопа» - изгнание протестантов из Польши и последующее усиление влияния католической церкви. Католицизм стал благословением и проклятием Речи Посполитой. Вслед за протестантами под удар попали православные, составлявшие немалую часть населения страны, а в государстве был запущен механизм самоуничтожения. Прежнее польско-литовское государство отличалось достаточно высокой национальной и религиозной терпимостью - вместе удачно сосуществовали польские католики, мусульмане, караимы, православные и язычники, литовцы, поклонявшиеся Перкунасу. Неудивительно, что кризис государственной власти, начавшийся при самом выдающемся из польских королей Яне III Собеском, привел к катастрофическому сжатию, а затем и гибели польского государства, потерявшего внутренний консенсус. Система государственной власти открывала слишком много возможностей для конфликтов, давая им легитимность. Работу сейма парализовало право liberum veto, позволявшее любому депутату своим голосом отменять все принятые решения, а королевская власть была вынуждена считаться со шляхетскими конфедерациями. Последние представляли собой вооруженное объединение шляхты, имевшей полное право при необходимости выступать против короля.
В то же время к востоку от Польши шло окончательное оформление русского абсолютизма. Потом поляки будут говорить о своей исторической склонности к свободе, а русские одновременно гордиться и стесняться самодержавной природы своей государственности. Последующие конфликты, как обычно в истории неизбежные для соседних народов, приобрели почти метафизический смысл соперничества двух очень разных по духу народов. Впрочем, наряду с этим мифом сформируется и другой - о неспособности как русских, так и поляков воплощать в жизнь свои идеи без насилия. Известный польский общественный деятель, главный редактор Gazeta Wyborcza Адам Михник замечательно пишет об этом: «Раз от разу мы чувствуем себя как ученики волшебника, высвободившие из заточения никому не подвластные силы». Польские восстания и русская революция, в конце концов, украинский Майдан - бессмысленный и беспощадный инстинкт самоуничтожения.
Российская государственность крепчала, но это не было, как может показаться теперь, следствием территориального и человеческого превосходства над соседями. Наша страна тогда представляла собой огромную, плохо освоенную и малонаселенную территорию. Кто-то скажет, что эти проблемы есть и сегодня и, вероятно, будет прав. В конце XVII века население Московского царства превышало 10 миллионов человек, что немногим более, чем в соседней Речи Посполитой, где проживали 8 миллионов, а во Франции - 19 миллионов. В те времена у соседей-поляков не было и не могло быть комплекса малого народа, которому угрожают с Востока.
В российском случае все дело было в исторических амбициях народа и власти. Сейчас уже ничуть не кажется странным, что завершив Северную войну Петр I принял титул Императора Всероссийского. Но давайте взглянем на это решение в контексте эпохи - ведь русский царь поставил себя над всеми прочими европейскими монархами. Священная Римская империя германской нации не в счет - она не была примером или соперником и переживала свои худшие времена. В отношениях с польским королем Августом II Сильным Петр I безусловно доминировал, и по степени развития Россия начинает опережать своего западного соседа.
Буквально за столетие Польша, спасшая Европу от турецкого нашествия в 1683 году под Веной, превратилась в совершенно нежизнеспособное государство. Историки уже завершили споры о том, внутренние или внешние факторы стали фатальными для польской государственности в XVIII веке. Конечно же, все решило их сочетание. Но что касается моральной ответственности за постепенный закат могущества Польши, то тут вполне определенно можно сказать, что инициатива первого раздела принадлежала Австрии, второго - Пруссии, а завершающего третьего - России. Все поровну, а это не детский спор о том, кто первый начал.
Реакция на кризис государственности была хоть и запоздалой, но плодотворной. В стране начинает работу Эдукационная комиссия (1773-1794), которая была фактически первым в Европе министерством образования. В 1788 году собирается Четырехлетний Сейм, воплощавший идеи Просвещения практически одновременно с французскими революционерами, но гораздо более гуманно. Первая в Европе и вторая в мире (после американской) Конституция 3 мая 1791 года принимается в Польше.
Это было прекрасное начинание, но в нем не было революционной силы. Конституция признала польским народом всех поляков вне зависимости от сословия (раньше таковым считалась только шляхта), но сохранила крепостное право. Положение Литвы заметно улучшалось, но саму Конституцию никто не подумал перевести на литовский язык. Последовавшая реакция на изменения в государственном строе Польши повлекла два раздела и падение государственности. Польша превратилась, по выражению британского историка Нормана Дэвиса, в «игрушку Бога», а если говорить проще - в объект соперничества и согласия соседних, а порой и далеких держав.
Поляки отвечали восстаниями, главным образом на территории Царства Польского, ставшего частью Российской империи в 1815 году по итогам Венского конгресса. Именно в XIX веке два народа узнали друг друга по-настоящему, тогда же сформировалось взаимное притяжение, порою неприязнь, а зачастую - непризнание. Николай Данилевский считал поляков чужеродной частью славянства, и аналогичный подход позже появится у поляков в отношении русских.
Польские повстанцы и российские самодержцы видели будущее по-разному: одни мечтали о возрождении государственности любыми путями, другие мыслили категориями имперского дома, в котором найдется место для всех, и для поляков в том числе. Нельзя и недооценивать контекст эпохи - в первой половине XIX века русские были единственным славянским народом, обладавшим государственностью, и при том великой. Османское господство на Балканах рассматривалось как порабощение, а русская власть - как избавление от страданий (от тех же турок или персов, германцев или шведов, или же просто от туземной дикости). Такой взгляд на самом деле был не лишен резона - имперские власти очень лояльно относились к традиционным верованиям и обычаям подвластных народов, не пытались добиться их обрусения, а во многих случаях переход под власть Российской империи был настоящим избавлением от уничтожения.
Следуя своей обычной политике, российские самодержцы охотно интегрировали местные элиты. Но если говорить о Польше и Финляндии, то тут система давала сбои. Мы можем вспомнить разве что князя Адама Ежи Чарторыского, занимавшего в 1804-1806 годах пост российского министра иностранных дел, но больше думавшего об интересах Польши.
Противоречия накапливались постепенно. Если в 1830 году польские повстанцы вышли со словами «За нашу и вашу свободу», то в 1863-м помимо лозунга «Свобода, равенство, братство» раздавались уже совершенно кровожадные призывы. Методы партизанской войны внесли ожесточение, и даже либерально настроенная публика, поначалу симпатизировавшая повстанцам, быстро свое мнение о них изменила. Кроме того, восставшие думали не только о национальном освобождении, но и о восстановлении государственности в тех границах, что были у Речи Посполитой до разделов. А лозунг «За нашу и вашу свободу» практически утерял прежний смысл и теперь более был связан с надеждой, что другие народы империи поднимутся, и тогда она неминуемо рухнет. С другой стороны, давая оценку таким устремлениям, нужно не забывать о том, что и русские народовольцы с анархистами вынашивали не менее разрушительные планы.
Плотное, но несколько брезгливое соседство двух народов в XIX веке породило в основном негативные стереотипы. Во время петербургских пожаров 1862 года среди народа даже бытовало убеждение, что во всем виноваты «студенты и поляки». Это было следствием тех обстоятельств, при которых народы встречались. Немалая часть поляков, с которыми имели дело русские, были политическими ссыльными, нередко повстанцами. Их участь в России - постоянные скитания, нужда, изгойство, необходимость приспосабливаться. Отсюда представления о польской вороватости, хитрости, льстивости и болезненном гоноре. Последнее тоже понятно - эти люди пытались в трудных условиях сохранить человеческое достоинство. С польской стороны о русских формировалось столь же неприятное мнение. Грубость, жестокость, неотесанность, раболепие перед властями - вот что такое эти русские.
Среди повстанцев было много представителей шляхты, как правило, хорошо образованных. Их ссылка в Сибирь и на Урал волей-неволей имела позитивное культурное значение для отдаленных регионов. В Перми, например, до сих пор помнят архитектора Александра Турчевича и основателя первого книжного магазина Юзефа Пиотровского.
После восстания 1863-1864 годов политика в отношении польских земель серьезно изменилась. Власти стремились во что бы то ни стало избежать повторения мятежа. Однако в глаза бросается полное непонимание национальной психологии поляков. Российские жандармы поддерживали тот тип поведения населения Царства Польского, который лучше всего соответствовал их собственному мифу о несгибаемости польского духа. Публичные экзекуции, преследования католических священников лишь способствовали формированию культа мучеников. Попытки русификации, в частности, в системе образования, были крайне неудачные.
Еще до восстания 1863 года в польском обществе утвердилось мнение о том, что «развестись» с восточным соседом все равно не удастся, и усилиями маркиза Велепольского проводилась политика консенсуса в обмен на реформы. Это дало свои результаты - Варшава стала третьим по численности населения городом Российской империи, а в самом Царстве Польском начались реформы, выводившие его на передовые позиции в империи. Чтобы экономически связать польские земли с прочими российскими губерниями, в 1851 году было принято решение о строительстве железной дороги Петербург - Варшава. Это была четвертая по счету железная дорога России (после Царскосельской, Петербургско-Московской, и Варшавско-Венской). В то же время политика российских властей была направлена на ликвидацию автономии и отделение от Царства Польского восточных территорий, некогда бывших частью исторической Речи Посполитой. В 1866 году десять губерний Царства Польского были непосредственно присоединены к российским землям, а в следующем году ввели запрет на использование польского языка в административной сфере. Логическим итогом этой политики стало упразднение должности наместника в 1874 году и введение должности варшавского генерал-губернатора. Сами польские земли именовались Привислинским краем, о чем поляки помнят до сих пор.
Такой подход нельзя назвать в полной мере осмысленным, поскольку он актуализировал неприятие всего российского и, более того, способствовал миграции польского сопротивления в соседнюю Австро-Венгрию. Несколько раньше русский царь Николай I горько шутил: «Самым глупым из польских королей был Ян Собеский, а самым глупым из русских императоров - я. Собеский - потому что спас Австрию в 1683-м, а я - потому что спас ее в 1848-м». Именно в Австро-Венгрии в начале XX века получили убежище польские экстремисты, в том числе будущий национальный лидер Польши Юзеф Пилсудский.
На фронтах Первой мировой войны поляки сражались с обеих сторон в надежде, что конфликт ослабит великие державы, и Польша в итоге обретет независимость. В то же время краковские консерваторы рассматривали вариант триединой монархии Австро-Венгро-Польши, а пророссийские националисты, такие как Роман Дмовский, видели наибольшую угрозу для польского национального духа в германизме.
Завершение Первой мировой войны не означало для поляков, в отличие от прочих народов Восточной Европы, окончания перипетий государственного строительства. В 1918 году поляки подавили Западно-Украинскую народную республику, в 1919-м присоединили Вильно (Вильнюс), а в 1920-м совершили Киевский поход. В советских учебниках солдаты Пилсудского именовались белополяками, но это не совсем верно. Во время тяжелейших боев между красноармейцами и деникинской армией польские войска не только прекратили продвижение на восток, но и дали понять большевикам, что приостанавливают активные операции, тем самым позволив красным довершить разгром Добровольческой армии. В среде русской эмиграции еще долгое время это воспринималось как предательство. Далее - поход Михаила Тухачевского на Варшаву и «чудо на Висле», автором которого был сам маршал Юзеф Пилсудский. Поражение советских войск и огромное количество пленных (по оценкам видного слависта Г.Ф. Матвеева, около 157 тысяч человек), их нечеловеческие страдания в польских концлагерях - все это стало источником почти неиссякаемой враждебности русских к полякам. В свою очередь, поляки испытывают аналогичные чувства к русским после Катыни.
Вот чего не отнять у наших соседей - так это способность хранить память о своих страданиях. Практически в каждом польском городе есть улица, названная в честь жертв катынских расстрелов. И никакое решение проблемных вопросов не приведет к их переименованию, принятию исторической данности и внесению поправок в учебники. Точно так же в Польше будут еще долго вспоминать пакт Молотова - Риббентропа и Варшавское восстание. Мало кто знает, что старые уголки польской столицы на самом деле заново отстроены по картинам и фотографиям. После подавления нацистами Варшавского восстания город был уничтожен полностью и выглядел приблизительно так же, как советский Сталинград. Любые рациональные доводы, объясняющие невозможность поддержки повстанцев Советской армией, не будут приняты в расчет. Это часть национального предания, которое важнее, чем сухой факт потери во Второй мировой войне порядка 20 процентов населения. В свою очередь в России с грустью будут думать о неблагодарности поляков, как и всех прочих славян, за которых мы заступались последние три столетия.
Причина взаимного непонимания России и Польши в том, что у нас разные судьбы. Мы меряем разными мерами и рассуждаем, используя разные категории. Могущественная Речь Посполитая превратилась в «игрушку Бога», а находившаяся некогда на задворках Московия стала великой империей. Даже вырвавшись из объятий «большого брата», Польша никогда не обретет другой доли, как быть спутником иных держав. А для России нет иной судьбы, как быть империей или не быть вообще.
Дмитрий Офицеров-Бельский доцент НИУ Высшая Школа Экономики
