Одно из обширных «белых пятен» школьных учебников – сведения об особенностях поведения животных. Между тем именно поведение является важнейшей особенностью, позволяющей животным приспосабливаться ко всему многообразию факторов среды обитания, именно те или иные поведенческие акты обеспечивают выживание вида как в естественных условиях, так и в измененной хозяйственной деятельностью человека среде.
«Универсальность» поведения, как основы приспособления к внешним условиям возможна потому, что в его основе лежат три взаимодополняющих механизма. Первый из них – это инстинкты , т.е. наследственно запрограммированные, практически одинаковые у всех особей данного вида акты поведения, которые надежно обеспечивают существование в типичных для вида условиях .
Второй механизм – способность к обучению , которая помогает успешно приспосабливаться уже к конкретным особенностям среды, с которыми сталкивается та или иная особь . Привычки, навыки, условные рефлексы образуются у каждого животного индивидуально, в зависимости от реальных обстоятельств его жизни.
Долгое время считалось, что поведение животных регулируется только этими двумя механизмами. Однако удивительная целесообразность поведения во многих ситуациях, совершенно не типичных для вида и возникающих впервые, порой совершенно неожиданно, заставляла и ученых, и просто наблюдательных людей предполагать, что животным доступны и элементы разума – способность особи успешно решать совершенно новые задачи в ситуации, когда у нее не было возможности ни последовать инстинкту, ни воспользоваться предыдущим опытом .
Как известно, образование условных рефлексов требует времени, они формируются постепенно, при многократных повторениях. В отличие от них разум позволяет действовать правильно с первого же раза, без предварительной подготовки. Это наименее изученная сторона поведения животных (она долгое время была – и отчасти остается – предметом дискуссий) и составит основную тему данной статьи.
Ученые называют сообразительность животных по-разному: мышлением, интеллектом, разумом или рассудочной деятельностью. Как правило, добавляется еще слово «элементарный», потому что как бы «умно» ни вели себя животные, им доступны лишь немногие элементы мышления человека.
Наиболее общее определение мышления представляет его как опосредованное и обобщенное отражение действительности, дающее знание о наиболее существенных свойствах, связях и отношениях объективного мира . Предполагается, что в основе мышления лежит произвольное оперирование образами. А.Р. Лурия уточняет, что акт мышления возникает в ситуации, для выхода из которой нет «готового» решения. Приведем также формулировку Л.В. Крушинского, который определяет некоторые стороны этого сложного процесса более узко. По его мнению мышление, или рассудочная деятельность животных, – это способность «улавливать простейшие эмпирические законы, связывающие предметы и явления окружающей среды, и возможность оперировать этими законами при построении программы поведения в новых ситуациях».
Надо заметить, что в естественной среде решать новые задачи животным приходится не очень часто – потому что благодаря инстинктам и способности к обучению они хорошо приспособлены к обычным условиям существования. Но изредка все-таки такие нестандартные ситуации возникают. И тогда животное, если оно действительно обладает зачатками мышления, изобретает что-то новое, чтобы выйти из положения.
Когда говорят о сообразительности животных, обычно в первую очередь имеют в виду собак и обезьян. Но мы начнем с других примеров. Существует много историй об уме и сообразительности ворон и их родичей – птиц семейства врановых. О том, что они могут бросать камни в сосуд с небольшим количеством воды – чтобы приблизить ее уровень к краям и напиться, упоминали еще Плиний и Аристотель. Английский естествоиспытатель Фр.Бэкон увидел и описал, как таким приемом пользовался ворон. Совершенно такую же историю нам рассказал наш современник, который вырос в глухой деревне на Украине и ни Аристотеля, ни Бэкона не читал. Зато в детстве он с удивлением наблюдал, как выращенный им ручной галчонок бросал камешки в банку, на дне которой находилось немного воды. Когда ее уровень достаточно поднимался, галчонок пил (рис. 1). Так что, по-видимому, попадая в такую ситуацию, разные птицы решают задачу сходным образом.
К похожему решению прибегают врановые и когда им нужно искупаться. В одной из американских лабораторий грачи любили плескаться в углублении цементного пола около отверстия для стока воды. Исследователям удалось наблюдать, что в жаркую погоду один из грачей после мытья вольеры затыкал отверстие пробкой прежде, чем вся вода успевала стечь.
Особенно умной птицей по традиции считается ворон (хотя экспериментальных доказательств того, что он в этом отношении чем-то отличается от остальных врановых, практически не имеется). Ряд примеров разумного поведения воронов в новых ситуациях приводит американский исследователь Б.Хейнрих, который долгие годы наблюдал за этими птицами в отдаленных районах штата Мэн. Хейнрих предложил задачу на сообразительность птицам, жившим в неволе в больших вольерах. Двум голодным воронам предлагали куски мяса, подвешенные на ветке на длинных шнурах, так что просто достать их клювом было невозможно. Обе взрослые птицы с задачей справились сразу, не делая никаких предварительных проб, – но каждая по-своему. Одна, сидя на ветке на одном месте, подтягивала веревку клювом и перехватывала ее, придерживала лапой каждую новую петлю. Другая же, вытягивая веревку, прижимала ее лапой, а сама отходила на ветку на некоторое расстояние и тогда вытягивала следующую порцию. Интересно, что похожий способ достать недоступную приманку в 1970-е гг. наблюдали на подмосковных водоемах: серые вороны вытягивали леску из лунок для подледного лова и добирались таким образом до рыбы.
Однако самые убедительные доказательства того, что у животных есть зачатки мышления, получены благодаря исследованию наших ближайших родственников – шимпанзе. Их способность решать неожиданно возникшие задачи убедительно продемонстрирована в работах Л.А. Фирсова. Молодые шимпанзе Лада и Нева, родившиеся и выросшие в виварии института в Колтушах, разработали целую цепь совершенно нестандартных действий, чтобы достать забытые лаборантом в комнате ключи от их клетки и выйти на свободу. Шимпанзе отломили кусок столешницы от стола, который стоял в вольере несколько лет, потом с помощью этой палки подтянули к себе штору с удаленного от вольеры окна. Сорвав штору, они бросали ее как лассо и в конце концов зацепили и подтянули к себе ключи. Ну а открывать замок ключом они умели и раньше. Впоследствии они охотно воспроизвели всю цепь действий снова, продемонстрировав, что действовали не случайно, а в соответствии с определенным планом.
Дж.Гудолл – знаменитый английский этолог, которая приучила шимпанзе к своему присутствию и на протяжении нескольких десятилетий изучала их поведение в природных условиях(рис. 2.), собрала много фактов, которые свидетельствуют об уме этих животных, их способности экстренно, «с ходу» изобретать неожиданные решения новых задач. Один из наиболее известных и впечатляющих эпизодов связан с борьбой молодого самца Майка за достижения статуса доминанта. После многодневных бесплодных попыток обратить на себя внимание с помощью обычных для шимпанзе демонстраций, он схватил валявшиеся поблизости канистры от керосина и стал греметь ими для устрашения конкурентов. Сопротивление было сломлено, и он не только добился своей цели, но оставался доминантом долгие годы. Для закрепления успеха он время от времени повторял этот прием, принесший ему победу (рис. 3, 4).
Майк оказался героем и другой истории. Однажды он долго не решался взять банан из рук Гудолл. В бешенстве и возбуждении от собственной нерешительности он рвал и швырял траву. Когда он увидел, как одна из травинок случайно коснулась банана в руках женщины, истерика сразу же сменилась деловитостью – Майк отломил тонкую ветку и тут же ее бросил, затем взял достаточно длинную и крепкую палку и «выбил» банан из рук экспериментатора. Увидев в руках Гудолл еще один банан, он уже не мешкал ни минуты.
Наряду с этим Гудолл (как и ряд других авторов) описывает проявления еще одного, обнаруженного в лабораторных опытах аспекта мышления, – умение шимпанзе планировать (подобно Ладе и Неве) многоходовые комбинации для достижения поставленной цели. Она описывает, например, разнообразные уловки (каждый раз сообразно ситуации) самца-подростка Фигана, которые он изобретал, чтобы не делиться добычей с конкурентами. Например, уводил их от контейнера с бананами, который только он умел открывать, а затем возвращался и быстро съедал все сам.
Эти и многие другие факты привели Гудолл к заключению, что для человекообразных обезьян характерно «рассудочное поведение, т.е. умение планировать, предвидеть способность выделять промежуточные цели и искать пути их достижения, вычленять существенные моменты данной проблемы» .
Фактов такого рода собрано достаточно много, их приводят разные авторы. Однако не всегда интерпретация случайных наблюдений столь однозначна. Причина многих невольных заблуждений – недостаток знаний о репертуаре поведения данного вида. И тогда человек, становясь свидетелем какого-нибудь удивительно целесообразного поступка животного, приписывает его особой сообразительности этой особи. А на самом деле причина может быть в другом. Ведь животные так хорошо приспособлены природой к выполнению некоторых, на первый взгляд «умных» инстинктивных действий, что их можно расценить как проявления разума. Например, широко известные дарвиновы вьюрки используют «орудия» – палочки и иглы кактусов – для извлечения насекомых из-под коры. Однако это не результат особой сообразительности отдельных особей, а проявление пищедобывательного инстинкта, обязательного для всех представителей вида.
Еще один пример весьма распространенного заблуждения, с которым часто приходится сталкиваться, – размачивание сухой пищи, к которому прибегают многие птицы, в частности, городские вороны. Подобрав сухую корку хлеба, птица отправляется к ближайшей луже, бросает ее туда, ждет, пока она немного намокнет, достает, клюет, потом снова бросает, снова достает. Человеку, увидевшему это впервые, кажется, что он стал свидетелем уникальной изобретательности. Между тем установлено, что этот прием систематически используют очень многие птицы, причем делают это с самого раннего детства. Например, воронята, которых мы воспитывали в вольере в изоляции от взрослых птиц, пытались размачивать в воде и хлеб, и мясо, да и несъедобные предметы (игрушки) уже в начале второго месяца жизни – как только начинали самостоятельно брать пищу. А вот когда некоторые городские вороны кладут сушки, которые слишком тверды, чтобы размокнуть в луже, на трамвайные рельсы – это уже, по-видимому, действительно чье-то индивидуальное изобретение.
Случаев, когда самое обычное, характерное для вида, поведение принимают за проявление разума, можно привести немало. Поэтому одна из заповедей специалиста в этой области – следовать так называемому канону К.Ллойда Моргана, который требует «... постоянно контролировать, не лежит ли в основе предположительно разумного действия животного какой-то более простой механизм, занимающий более низкое место на психологической шкале», т.е. проявление некоторого инстинкта (как у дарвиновых вьюрков) или результатов обучения (как при размачивании корок).
Подобный контроль может быть осуществлен с помощью опытов в лаборатории – как это было в упомянутых выше работах Б.Хейнриха с воронами или в экспериментах Л.В. Крушинского, о которых будет сказано ниже.
Бывает и так, что некоторые рассказы о «разумном» поведении животных – просто плод чьей-то фантазии. Например, английский ученый Д.Роменс – современник Ч.Дарвина – записал чье-то наблюдение, о том, что крысы якобы додумались совершенно особым способом воровать яйца. По его словам, одна крыса обнимает яйцо лапами и переворачивается на спину, а вторая тащит ее за хвост.
За прошедшие с тех пор более 100 лет интенсивного изучения крыс как в природе, так и в лаборатории никому не удалось наблюдать ничего похожего. Скорее всего, это была просто чья-то выдумка, принятая на веру. Впрочем, автор этой истории мог заблуждаться вполне искренне. К такому предположению можно придти, наблюдая за поведением крыс в вольере, куда им брошено сваренное «вкрутую» яйцо. Оказалось, что все животные (их было примерно 5–6) сильно возбудились. Они попеременно, отталкивая друг друга, набрасывались на новый предмет, пытались «обнять» его лапами, и часто падали на бок, захватив яйцо всеми четырьмя конечностями. В такой сутолоке, когда упавшую с яйцом в лапах крысу подталкивают остальные, вполне может возникнуть впечатление, что одна из них тащит другую. Иной вопрос – почему им так понравилось яйцо, которого они никогда в жизни не видели, ведь это были серые крысы-пасюки, выращенные в лаборатории на комбикормах...
Какие же формы поведения животных действительно можно считать разумными? На этот вопрос нет простого и однозначного ответа. Ведь и разум человека, элементы которого мы пытаемся обнаружить у животных, имеет разные проявления – недаром говорят о «математическом уме» или о музыкальной или художественной одаренности. Но и у «обычного» человека, не обладающего особыми талантами, разум имеет очень разные проявления. Это и решение новых задач, и планирование своих действий, и мысленное сопоставление своих знаний с последующим их использование в самых разных целях.
Важнейшая особенность мышления человека – способность обобщать полученную информацию и хранить ее в памяти в абстрактной форме. Наконец, самая уникальная его черта – способность выражать свои мысли с помощью символов – слов. Все это очень сложные психические функции, но, как ни странно, постепенно выясняется, что некоторые из них действительно имеются у животных, хотя и в зачаточной, элементарной, форме.
– успешно разрешает новые для него,
неожиданно возникающие задачи, решению которых
оно не могло научиться заранее;
– действует не наугад, не методом проб и ошибок, а
по заранее составленному плану, пусть самому
примитивному;
– способно к обобщению получаемой им информации,
а также к использованию символов.
Источник современного понимания проблемы мышления животных – многочисленные и надежные экспериментальные доказательства, причем самые первые и достаточно убедительные из них были получены еще в первой трети XX в.
Крупнейший отечественный зоопсихолог Н.Н. Ладыгина-Котс впервые в истории науки в 1910–1913 гг. изучала поведение шимпанзе. Она показала, что воспитывавшийся у нее шимпанзе Иони был способен не только к обучению, но и к обобщению и абстрагированию ряда признаков, а также к некоторым другим сложным формам познавательной деятельности (рис. 5). Когда у Надежды Николаевны родился собственный сын, она столь же скрупулезно следила за его развитием и впоследствии описала результаты своего сравнения онтогенеза поведения и психики шимпанзе и ребенка в получившей мировую известность монографии «Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях» (1935 г.).
Второе экспериментальное доказательство наличия у животных зачатков мышления – открытая В.Келером в период 1914–1920 гг. способность шимпанзе к «инсайту», т.е. решению новых задач за счет «разумного постижения их внутренней природы, за счет понимания связей между стимулами и событиями». Именно он обнаружил, что шимпанзе могут без подготовки решать впервые возникающие перед ними задачи – например, берут палку, чтобы сбить высоко подвешенный банан или строят для этого пирамиду из нескольких ящиков (рис. 6). По поводу таких решений Иван Петрович Павлов, повторивший опыты Келера у себя в лаборатории, позднее говорил: «А когда обезьяна строит вышку, чтобы достать плод, это условным рефлексом не назовешь, это есть случай образования знания, улавливания нормальной связи вещей. Это зачатки конкретного мышления, которым и мы орудуем» .
Опыты В.Келера повторили многие ученые. В разных лабораториях шимпанзе строили пирамиды из ящиков и с помощью палок добывали приманки. Им случалось решать задачи и посложнее. Например, в опытах ученика И.П. Павлова Э.Г. Вацуро шимпанзе Рафаэль научился тушить огонь – заливал водой спиртовку, которая преграждала ему доступ к приманке. Воду он наливал из специального бака, а когда ее там не оказывалось, то изобретал способы выйти из положения – например, заливал огонь водой из бутылки, а один раз он помочился в кружку. Другая обезьяна (Каролина) в такой же ситуации схватила тряпку и ею загасила огонь.
А потом опыты перенесли на озеро. Контейнер с приманкой и спиртовка находились на одном плоту, а бак с водой, из которого Рафаэль привык брать воду – на другом. Плоты были расположены сравнительно далеко друг от друга и соединены узкой и шаткой доской. И вот тут-то часть авторов решила, что сообразительность Рафаэля имеет свои пределы: он приложил немало усилий, чтобы принести воду с соседнего плота, но не попытался просто зачерпнуть ее из озера. Возможно, это происходило потому, что шимпанзе не слишком любят купаться (рис. 7).
Анализ этого и многих других случаев, когда обезьяны по собственной инициативе использовали орудия для достижения видимой, но недосягаемой приманки, позволил выявить важнейший параметр их поведения – наличие преднамеренности, способности планировать собственные действия и предвидеть их результат. Однако результаты описанных выше опытов не всегда однозначны, и разные авторы зачастую трактовали их по-разному. Все это диктовало необходимость создания других задач, где также требовалось бы применение орудий, но поведение животных можно было бы оценить по принципу «да или нет».
Такую методику предложила
итальянская исследовательница Э.Визальберги. В
одном из ее опытов приманку помещали в длинную
прозрачную трубу, в середине которой находилось
углубление («ловушка»). Чтобы получить приманку,
обезьяна должна была вытолкнуть ее трубы палкой,
причем только с одного конца – в противном
случае приманка падала в «ловушку» и становилась
недосягаемой (рис. 8).Шимпанзе довольно
быстро научились справляться с этой задачей, а
вот с более низкоорганизованными обезьянами –
капуцинами – дело обстояло по-другому. Им вообще
долго приходилось втолковывать, что для
получения приманки, в которой они были весьма
заинтересованы, нужно использовать палку. Но как
применять ее правильно, для них так и осталось
загадкой. На рисунке 8 вы видите самочку по кличке
Роберта, которая уже протолкнула в ловушку одну
конфету, но, тем не менее, направляет туда и
вторую, не прогнозируя результата своих
действий).
Есть и другие доказательства того, что способность к планированию действий, достижению промежуточных целей и предвидению их результата отличает поведение человекообразных обезьян – антропоидов от поведения остальных приматов, причем наблюдения этологов за антропоидами в природе полностью подтверждают, что такие черты типичны для их поведения.
Как бы ни были интересны и важны опыты, где шимпанзе тем или иным способом применяли орудия, их специфика состояла в том, что их нельзя было провести на каких-нибудь других животных – трудно заставить собак или дельфинов строить вышку из ящиков или орудовать палкой. Между тем как для биологии, так и для эволюционной психологии характерна традиция применения сравнительного метода, которая диктует необходимость оценить наличие той или иной формы поведения у животных разных видов. Большой вклад в решение этой задачи внесли работы Л.В. Крушинского (1911–1984) – крупнейшего отечественного специалиста по поведению животных, которое он исследовал в самых разных аспектах, включая и генетику поведения, и наблюдение за животными в естественной среде обитания.
На этой фотографии (рис. 9) вы видите Леонида Викторовича не в парадном костюме члена-корреспондента АН СССР, а в счастливую для него минуту, после возвращения из похода по лесам и болотам глухого района Новгородской области, где он долгие годы проводил лето.
Наблюдения, сделанные им во время походов, составили целую книгу «Загадки поведения, или В таинственном мире нас окружающих». А некоторые из них, как мы увидим далее, послужили основой для проведения экспериментов в лаборатории.
Работы Л.В. Крушинского ознаменовали новый этап в экспериментальных исследованиях зачатков мышления у животных. Он разработал универсальные методики, которые позволяли проводить опыты на животных разных видов и объективно регистрировать и количественно оценивать их результаты. Одним из примеров может служить методика изучения способности экстраполировать направление движения пищевого раздражителя, исчезающего из поля зрения. Экстраполяция – это четкое математическое понятие. Оно означает нахождение по ряду данных значений функции других ее значений, находящихся вне этого ряда. Идея этого опыта родилась при наблюдении за поведением охотничьей собаки. Преследуя тетерева, пес не стал ломиться за ним через кусты, а обежал их вокруг и встретил птицу точно на выходе. Задачи такого рода нередко возникают в естественной жизни животных.
Для изучения способности к экстраполяции в лаборатории используют так называемый опыт с ширмой. В этом опыте перед животным помещают непрозрачную преграду, в центре которой имеется отверстие. За щелью находятся две кормушки: одна с кормом, другая пустая. В момент, когда животное ест, кормушки начинают раздвигаться и через несколько секунд скрываются за поперечными преградами (рис. 10).
Рис.10. Схема теста на экстраполяцию («опыт с ширмой»)
Чтобы решить эту задачу, животное должно представить себе траектории движения обеих кормушек после того, как они скроются из поля зрения, и на основе их сопоставления определить, с какой стороны надо обойти преграду, чтобы получить корм. Способность к решению подобных задач была изучена у представителей всех классов позвоночных, и оказалось, что она варьирует в весьма значительной степени.
Было установлено, что ее не решают ни рыбы (4 вида), ни земноводные (3 вида). Однако все 5 исследованных видов рептилий оказались способны решать эту задачу – хотя доля ошибок у них была достаточно высока, и их результаты были существенно ниже, чем у других животных, статистический анализ показал, что они все же достоверно чаще обходили ширму в нужном направлении.
Наиболее полно способность к экстраполяции охарактеризована у млекопитающих – всего было изучено около 15 видов. Хуже всех задачу решают грызуны – с ней справляются только отдельные генетические группы мышей и дикие крысы пасюки, а также бобры. Причем доля правильных решений при первом предъявлении у этих видов, как и у черепах, лишь незначительно (хотя и статистически достоверно) превышала случайный уровень. Представители более высокоорганизованных млекопитающих – собаки, волки, лисы и дельфины – успешнее справляются с этой задачей. Доля правильных решений составляет у них более 80% и сохраняется при различных усложнениях задачи.
Неожиданными оказались данные по птицам. Как известно, мозг птиц устроен иначе, чем у млекопитающих. У них отсутствует новая кора, с активностью которой связано выполнение наиболее сложных функций, поэтому долгое время было распространено мнение о примитивности их умственных способностей. Тем не менее, оказалось, что врановые птицы решают эту задачу так же хорошо, как собаки и дельфины. В отличие от них куры и голуби – птицы с наиболее примитивно организованным мозгом – с задачей на экстраполяцию не справляются, а хищные птицы занимают на этой шкале промежуточное положение.
Таким образом, сравнительный подход позволяет ответить на вопрос о том, на каких этапах филогенеза возникли первые, наиболее простые, зачатки мышления. По-видимому, это произошло достаточно рано – еще у предков современных рептилий, Таким образом, можно сказать, что предыстория человеческого мышления восходит к достаточно древним этапам филогенеза.
Способность к экстраполяции – только одно из возможных проявлений мышления животных. Существует и ряд других элементарных логических задач, часть которых также разработал и применял Л.В. Крушинский. Они позволили охарактеризовать некоторые другие стороны мышления животных, например способность сравнивать свойства объемных и плоских фигур и на этой основе с первого же раза безошибочно находить приманку. Оказалось, например, что ни волки, ни собаки, такую задачу не решают, но с ней успешно справляются обезьяны, медведи, дельфины, а также врановые птицы.
Перейдем теперь к рассмотрению другой стороны мышления – способности животных к выполнению операций обобщения и абстрагирования, лежащих в основе мышления человека. Обобщение – это мысленное объединение предметов по общим для всех них существенным признакам, а абстрагирование, неразрывно связанное с обобщением, – отвлечение от признаков второстепенных, в данном случае не существенных.
В эксперименте о наличии способности к обобщению судят по так называемому «тесту на перенос» – когда животному показывают стимулы, которые в той или иной степени отличаются от использованных при обучении. Например, если животное научилось выбирать изображения нескольких фигур, обладающих двусторонней симметрией, то в тесте на перенос ей также показывают фигуры, часть из которых обладает этим признаком, – но уже другие. Если голубь (именно на этих птицах проводили такие опыты) будет и среди новых фигур выбирать только симметричные, можно утверждать, что он обобщил признак «двусторонняя симметрия».
После того как в результате обучения обобщен какой-то признак, некоторые животные могут осуществлять «перенос» не только на стимулы, сходные с использованными при обучении, но и на стимулы других категорий. Например, птицы, обобщившие признак «сходство по цвету», без дополнительной тренировки выбирают не только сходные с образцом стимулы новых цветов, но и совершенно незнакомые – например, не цветные, а по-разному заштрихованные карточки. Иными словами, они обучаются мысленно объединять стимулы по «сходству» самых разнообразных признаков. Такой уровень обобщения называют протопонятийным (или довербально-понятийным), когда информация о свойствах стимулов хранится в отвлеченной, хотя и не выраженной словом, форме.
Такой способностью обладают шимпанзе, а также дельфины, врановые и попугаи. А вот более просто организованные животные с подобными тестами справляются с трудом. Даже капуцинам и макакам для установления сходства признаков других категорий снова приходится учиться или, по крайней мере, доучиваться. Голубям, научившимся выбирать по сходству с образцом цветовые стимулы, при предъявлении стимулов другой категории приходится учиться совершенно заново и очень долго. Это так называемый допонятийный уровень обобщения. Он позволяет «мысленно объединять по общим признакам» только те новые стимулы, которые относятся к той же категории, что и использованные при обучении, – цвет, форма, симметрия... Следует подчеркнуть, что допонятийный уровень обобщения характерен для большинства животных.
Наряду с конкретными абсолютными признаками – цвет, форма и т.п. животные могут обобщать и относительные признаки, т.е. такие, которые выявляются только при сопоставлении двух и более предметов – например больше (меньше, равно), тяжелее (легче), правее (левее), сходный (отличающийся) и т.п.
Способность многих животных к высоким степеням обобщения позволила задаться вопросом о том, есть ли у них зачатки процесса символизации, т.е. могут ли они связывать нейтральный для них произвольный знак с представлениями о предметах, действиях или понятиях. И могут ли оперировать такими символами вместо обозначаемых ими предметов и действий.
Получить ответ на этот вопрос очень важно, т.к. именно использование символов-слов составляет основу наиболее сложных форм психики человека – речи и абстрактно-логического мышления. До недавнего времени на него отвечали резко отрицательно, считая, что подобные функции – прерогатива человека, а у животных нет и не может быть даже ее зачатков. Однако работы американских ученых в последней трети ХХ в. заставили пересмотреть эту точку зрения.
В нескольких лабораториях шимпанзе обучали так называемым языкам-посредникам – системе тех или иных знаков, которые обозначали предметы обихода, действия с ними, некоторые определения и даже отвлеченные понятия – «больно», «смешно». В качестве слов использовали или жесты языка глухонемых,или же значки, которыми были помечены клавиши.
Результаты этих экспериментов превзошли все ожидания. Оказалось, что обезьяны действительно усваивают «слова» этих искусственных языков, причем их лексикон весьма обширен: у первых подопытных животных он содержал сотни «слов», а в более поздних опытах – 2–3 тыс.! С их помощью обезьяны называют предметы повседневного обихода, свойства этих предметов (цвета, размеры, вкус и т.п.), а также действия, которые совершают они сами и окружающие их люди. Они правильно используют нужные «слова» в самых разных ситуациях, в том числе и совершенно новых. Например, когда однажды во время автомобильной прогулки за шимпанзе Уошо погналась собака, она не спряталась, а, высунувшись из окна машины, начала жестикулировать: «Собака, уходи».
Характерно, что «слова» языка-посредника связывались у обезьяны не только с конкретным предметом или действием, на примере которых проводили обучение, а применялись значительно более широко. Так, усвоив жест «собака» на примере жившей рядом с лабораторией дворняжки, Уошо называла так всех собак любой породы (от сенбернара до чихуахуа) как в жизни, так и на картинках. И даже услышав вдалеке собачий лай, она делала тот же жест. Сходным образом, усвоив жест «ребенок», она применяла его и к щенкам, и к котятам, и к куклам, и к любым детенышам в жизни и на картинках.
Эти данные свидетельствуют о высоком уровне обобщения, который лежит в основе усвоения таких «языков». Обезьяны правильно решают тесты на перенос и обозначают с их помощью весьма разнообразные новые предметы, относящиеся не только к той же категории (разные виды собак, включая их изображения), но и к стимулам другой категории, воспринимаемым не с помощью зрения, а с помощью слуха (лай отсутствующей собаки). Как уже упоминалось, такой уровень обобщения рассматривается как способность к формированию довербальных понятий.
Обезьяны, как правило, охотно включались в процесс обучения. Первые знаки они осваивали в ходе усиленной и направленной тренировки с пищевым подкреплением, но постепенно переходили к работе «за интерес» – одобрение экспериментатора. Они нередко изобретали собственные жесты для обозначения важных для них предметов. Так, горилла Коко, любившая молодые побеги банана, называла их комбинируя два жеста – «дерево» и «салат», а Уошо, приглашая к любимой игре в прятки, характерным движением несколько раз закрывала ладонями глаза и быстро их отнимала.
Гибкость владения лексиконом проявляется и в том, что для обозначения одного и того же предмета, название которого им не было известно, обезьяны использовали разные знаки, описывающие разные их свойства. Так, одна из шимпанзе – Люси – при виде чашки делала жесты «пить», «красный», «стекло», которые четко описывали данную конкретную чашку. Не зная нужных «слов», она называла банан «зеленый огурец сладкий», а редиску «боль, плакать, еда».
Более тонкое понимание смысла усвоенных жестов проявлялось в способности некоторых обезьян употреблять их в переносном смысле. Оказалось, что у многих из них, живших в разных лабораториях и, конечно, никогда не общавшихся друг с другом, слово «грязный» – любимое ругательство. Одни называли «грязным» ненавистный поводок, который им обязательно надевают во время прогулки, собак и мартышек, которых они не любят, наконец, тех сотрудников, которые им чем-то не угодили. Так, однажды Уошо посадили в клетку на время уборки во дворе, по которому она обычно свободно передвигалась. Обезьяна бурно выражала свое неудовольствие, а когда к ней пригляделись повнимательнее, оказалось, что она к тому же жестикулирует: «Грязный Джек, дай пить!». Горилла Коко выражалась еще более радикально. Когда ей не нравилось, как с ней обращаются, она жестикулировала: «Ты грязный плохой туалет».
Как выяснилось, обезьянам присуще и своеобразное чувство юмора. Так, однажды Люси, сидевшая на плечах у своего воспитателя Роджера Футса, нечаянно пустила лужицу ему за шиворот и просигналила: «Смешно».
Важнейший и вполне достоверныйфакт, установленный в опытах разных ученых на шимпанзе и гориллах, состоит в том, что антропоиды понимают значение порядка слов в предложении. Например, обычно воспитатель сообщал Люси о начале игры жестами «Роджер – щекотать – Люси». Однако в первый же раз, когда он прожестикулировал «Люси – щекотать – Роджер», обезьяна радостно бросилась исполнять это приглашение. В собственных фразах антропоиды также соблюдали правила, принятые в английском языке.
Наиболее веские доказательства того, что владение шимпанзе усвоенным «языком» действительно основано на высокой степени обобщения и абстрагирования, способности оперировать усвоенными символами в полном отрыве от обозначаемых предметов, о возможности понимать смысл не только слов, но и целых фраз, получены в работах С.Севидж-Рамбо. Она воспитывала с самого раннего возраста (6–10 месяцев) нескольких детенышей карликовых шимпанзе (бонобо), которые постоянно находились в лаборатории, наблюдали за всем происходящим и слышали ведущиеся при них разговоры. Когда одному из воспитанников, Кэнзи (рис. 11), исполнилось 2 года, экспериментаторы обнаружили, что он самостоятельно научился обращаться с клавиатурой и усвоил несколько десятков лексиграмм. Это произошло в процессе его контактов с приемной матерью – Мататой, которую обучали языку, но безуспешно. В этом же возрасте выяснилось, что Кэнзи понимал и многие слова, а к 5 годам – целые фразы, которым его специально не учили и которые он слышал впервые. После этого его, а затем и других бонобо, воспитанных сходным образом, стали «экзаменовать» – день за днем они выполняли серии заданий по впервые услышанным ими инструкциям самого разного рода. Часть из них касалась самых обычных повседневных действий: «положи булку в микроволновку»; «достань сок из холодильника»; «дай черепахе картошки»; «выйди на улицу и найди там морковку».
Другие фразы предполагали совершение мало предсказуемых действий с обычными предметами: «выдави зубную пасту на гамбургер»; «найди (игрушечную) собачку и сделай ей укол»; «нашлепай гориллу открывалкой для банок»; «пусть (игрушечная) змея укусит Линду (сотрудницу)» и т.д.
Особенности поведения Кэнзи и других бонобо полностью совпадали с поведением детей в возрасте 2,5 лет. Однако, если позже речь детей продолжала стремительно развиваться и усложняться, то обезьяны, хотя и совершенствовались, но только в пределах уже достигнутого уровня.
Эти удивительные результаты получены в нескольких независимо работающих лабораториях, что свидетельствует об их особой достоверности. Кроме того, способность обезьян (а также ряда других животных) оперировать символами, доказана и различными более традиционными лабораторными экспериментами. Наконец, московские морфологи еще в 1960-е гг. показали, что в мозге обезьян есть области коры больших полушарий, которые представляют собой прообраз речевых зон мозга человека.
Таким образом, многочисленные данные убедительно доказывают, что у животных имеются зачатки мышления. В самой примитивной форме они проявляются у довольно широкого круга позвоночных, начиная с рептилий. По мере повышения уровня организации мозга растет число и сложность задач, доступных для решения данному виду. Самого высокого уровня развития достигает мышление человекообразных обезьян. Они способны не только к планированию своих действий и предвидению их результата при решении новых задач в новой ситуации – им свойственна также развитая способность к обобщению, усвоению символов и овладению простейшими аналогами языка человека на уровне 2,5-летнего ребенка.
Публикация статьи произведена при поддержке «Компания Антарктика», предлагающей изделия из искусственного камня – облицовочные стеновые панели, подоконники, столешницы, мойки. Искусственный камень гораздо экономичнее природного, дологовечен, практичен в использовании, допускает большие возможности в дизайне. Так акриловая мойка будет смотреться единым целым со столешницей. Искусственный камень выпускается в широкой цветовой гамме и с различными визуальными эффектами. Подробнее о применении акрилового камня смотрите на сайте компании, расположенном по адресу http://antarctika.ru
Гудолл Дж. В тени человека. – М.: Мир, 1982
Зорина З.А., Полетаева И.И. Поведение животных. Я познаю мир. – М.: Астрель, 2000.
Зорина З.А., Полетаева И.И. Зоопсихология: элементарное мышление животных. – М.: АспектПресс, 2001.
Келер В. Исследование интеллекта человекоподобных обезьян. – М.: Комакадемия, 1930.
Крушинский Л. В . Биологические основы рассудочной деятельности. – М.: Изд-во МГУ, 1986.
Ладыгина-Котс Н.Н. Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях. – М.: Издание Гос. Дарвиновского Музея, 1935.
Линден Ю. Обезьяны, человек и язык. – М.: Мир, 1981.
Этот эксперимент можно увидеть в фильме Би-Би-Си «Разум животных», часть 1.
В видеопрокате имеется фильм «Жизнь среди обезьян» о работе Дж.Гудолл.
Рассудочная деятельность животных и биологические предпосылки мышления человека.
Согласно А. Р. Лурия, «акт мышления возникает только тогда , когда у субъекта существует соответствующий мотив, делающий задачу актуальной, а решение ее необходимым, и когда субъект оказывается в ситуации, относительно выхода из которой у него нет готового решения - привычного (т.е. приобретенного в процессе обучения) или врожденного».
Иными словами, речь идет об актах поведения, программа выполнения которых должна создаваться экстренно, в соответствии с условиями задачи, и не требует подбора «правильных» действий методом «проб и ошибок».
Критериями наличия у животных зачатков мышления могут быть следующие признаки:
«экстренное появление ответа в отсутствие готового решения» (Лурия, 1966);
«познавательное выделение объективных условий, существенных для действия» (Рубинштейн, 1958);
«обобщенный, опосредованный характер отражения действиительности; отыскание и открытие существенно нового» (Брушлинский, 1983);
«наличие и выполнение промежуточных целей» (Леонтьев, 1979).
способность в новых ситуациях решать незнакомые задачи, для которых нет готового решения, т. е. экстренно улавливать структуру задачи («инсайт») \;
способность к обобщению и абстрагированию в виде формирования довербальных понятий и оперирования символами.
В основе инсайта лежит, по мнению В. Келера, тенденция воспринимать всю ситуацию в целом и благодаря этому принимать адекватное решение , а не только автоматически реагировать отдельными реакциями на отдельные стимулы.
Американский психолог Н. Майер показал, что одна из разновидностей мышления животных - способность в новой ситуации реагировать адекватно за счет экстренной реорганизации ранее приобретенных навыков, т.е. за счет способности «спонтанно интегрировать изолированные элементы прошлого опыта, создавая новую, адекватную ситуации поведенческую реакцию»).
Н. Н. Ладыгина-Котс писала, что «обезьяны имеют элементарное конкретное образное мышление (интеллект), способны к элементарной абстракциии обобщению. И эти черты приближают их психику к человеческой».
Способность к экстренному решению новых задач. Способность устанавливать «новые связи в новых ситуациях» составляет важное свойство мышления животных. Л. В. Крушинский исследовал эту способность как основу элементарного мышления животных.
Мышление, или рассудочная деятельность (по Крушинскому), - это «способность животного улавливать эмпирические законы, связывающие предметы и явления внешнего мира, и оперировать этими законами в новой для него ситуации для построения программы адаптивного поведенческого акта».
При этом Л. В. Крушинский имел в виду ситуации, когда у животного нет готовой программы решения, сформированной в результате обучения или обусловленной инстинктом.
Американский исследователь Д. Рамбо, анализирующий процесс символизации у антропоидов, подчеркивает когнитивную природу этого явления и рассматривает мышление животных как «адекватное поведение, основанное на восприятии связей между предметами, на представлении об отсутствующих предметах, на скрытом оперировании символами».
Другой американский исследователь, Д. Примэк также приходит к выводу, что «языковые» способности шимпанзе (сложная форма коммуникативного поведения) связаны с «умственными процессами высшего порядка».
Способность к обобщению и абстрагированию и формированию довербальных понятий. Это еще одно важнейшее проявление зачатков мышления животных. Как указывает Фирсов, возможно, именно эта форма высшей нервной деятельности составляет первооснову других проявлений мышления. Л. А. Фирсов дает следующее определение данной способности:
«Способность к обобщению и абстрагированию - это умение животного в процессе обучения и приобретения опыта выделять и фиксировать относительно устойчивые, инвариантные свойства предметов и их отношений».
Способность предвидеть результаты собственных действий. Ряд авторов, исследовавших разумные элементы в целостном поведении животных в естественных или близких к ним условиях, особо отмечает еще и этот вид высшей нервной деятельности, а также способность к «активному оперированию следовыми образами и планированию действий».
Так, всестороннее знание поведения в естественной среде обитания привело этолога Дж. Гудолл к уверенности в том, что шимпанзе обладают зачатками мышления, которые проявляются в разнообразных формах и многих ситуациях. Она пользуется таким определением мышления:
«Умение планировать, предвидеть, способность выделять промежуточные цели и искать пути их достижения, вычленять существенные моменты данной проблемы - вот в сжатом виде суть рассудочного поведения».
«Социальное сознание». Это особая грань процесса мышления животных, которая проявляется в способности учитывать поведение сородичей - совершаемые ими действия и их последствия. Примэк и Вудраф первыми начали систематическое изучение способности шимпанзе к отвлеченной оценке мысленных состояний других особей и прогнозированию на этой основе их намерений. Эту сторону интеллекта животных Примэк назвал « theory of mind », подчеркивая прежде всего ее отвлеченный характер. Это наиболее сложное и трудно выявляемое свойство разума высших позвоночных.
Мышление животных обеспечивает (теми или иными способами), способность сразу же адекватно реагировать на новую ситуацию, для которой нет ранее подготовленного решения.
Основные направления изучения элементов мышления у животных.
Для экспериментального изучения зачатков мышления животных используются достаточно многочисленные и разнообразные по своей природе тесты. Часть из них в той или иной степени воссоздает проблемные ситуации, которые могут возникать в естественной среде обитания. Их решение основано на способности животного оперировать так называемыми «эмпирическими законами», т.е. естественно присущими среде физическими закономерностями. Наряду с ними в экспериментах используются задачи, логическая структура которых задается произвольно и которые не имеют аналогов в природной среде (например, тест Ревеша-Крушинского).
Исследования способности животных к решению новых задач в новых, экстренно возникших ситуациях, для выхода из которых у них нет «готового решения» и которые могут быть решены «за счет улавливания связей и соотношений между предметами и явлениями», за счет «активного овладения закономерностями окружающей среды» при первом же предъявлении. Во всех случаях возможно логическое решение задачи на основе мысленного анализа ее условий, т.к. по своей природе она не требует предварительных «проб и ошибок». Л. В. Крушинский называл их «элементарными логическими задачами». Они представляют собой альтернативу ситуациям, где нужный результат не может быть достигнут иначе, чем методом проб и ошибок на основе повторения, совпадения, подкрепления стимулов и/или реакций.
Способность животных решать задачи за счет переноса ранее выработанной реакции на новые стимулы (или наборы стимулов) и в новые ситуации. В основе этого типа элементарного мышления лежит функция обобщения, т.е. способность в процессе обучения выделять признаки, общие для ряда стимулов, или выявлять закономерности, лежащие в основе решения ряда однотипных задач.
Часть тестов в той или иной степени была заимствована из арсенала методов психологии человека и модифицирована для опытов на животных:
оценка способности к операциям логического вывода;
оценка способности к построению аналогий.
В основе большинства элементарных логических тестов, используемых для оценки рассудочной деятельности, лежат проблемные ситуации, связанные с добыванием пищи. В одних случаях животное все время видит приманку, которая отделена от него какой-либо преградой или расстоянием, в других она тем или иным способом исчезает из поля зрения.
Если животное без специального обучения, без проб и ошибок, при первом же предъявлении «изобретает» способ достижения приманки, такое решение рассматривают как проявление мышления.
Когда приманка исчезает из поля зрения, животное должно руководствоваться при решении не ее непосредственным воздействием на органы чувств, а ее «мысленным образом». Такое решение еще раз свидетельствует о когнитивной природе этих явлений.
Исследование мышления животных базируется в основном на анализе таких способностей, как:
оценка количественных параметров среды, т.е. «счет» ;
орудийная деятельность;
освоение языков-посредников
возможность оценить выполнение теста при первом предъявлении;
обеспечение «новизны» стимулов при повторных предъявлениях задачи;
соответствие условий эксперимента сенсорным, манипуляционным и локомоторным возможностям животных данного вида ;
оценка экологических и этологических особенностей данного вида;
создание у животного мотивации, побуждающей его решать задачу;
устранение таких признаков, которые животное могло бы использовать при решении (обонятельные, пространственные и другие стимулы-«подсказки»);
предотвращение невольных «подсказок» экспериментатора.
I
. Улавливание принципа, лежащего в основе задачи, с правильным ответом в первой пробе
| 1. Достижение приманки, находящейся в поле зрения, но недоступной: | 2. Поиск приманки, исчезающей из поля зрения: 1) экстраполяция направления движения пищевого стимула; | 3. Экстренное выявление дискретного изменения положения (перемещения) приманки в ряду позиций: тест Ревеша- Крушинского |
| 1) преодоление преграды или выбор обходного пути; |
||
| 2) достижение приманки с помощью орудий | 2) оперирование пространственно-геометрическими признаками |
II. Реорганизация ранее усвоенных независимых навыков
III. Выявление общего алгоритма
IV. Обобщение и абстрагирование
У. Операции логического вывода
VI . «Социальное сознание» (Social Cognition )
Способность к достижению приманки , находящейся в поле зрения .
Опыт с корзиной. Корзину подвешивали под крышей вольеры и раскачивали с помощью веревки. Лежащий в ней банан невозможно было достать иначе, чем взобравшись на стропила вольеры в определенном месте и поймав качающуюся корзину. Шимпанзе легко решали задачу, однако это нельзя с полной уверенностью расценивать как экстренно возникшее новое разумное решение, так как не исключено, что с похожей задачей они могли сталкиваться ранее и имели опыт поведения в подобной ситуации.
Достижение приманки с помощью орудий.
В. Келер предлагал своим обезьянам несколько задач, решение которых было возможно только при использовании орудий, т.е. посторонних предметов, расширяющих физические возможности животного, в частности «компенсирующих» недостаточную длину конечностей.
Подтягивание приманки за нити. В первом варианте задачи лежащую за решеткой приманку можно было получить, подтягивая за привязанные к ней нити. Эта задача, как выяснилось впоследствии, оказалась доступной не только шимпанзе, но также низшим обезьянам и некоторым птицам.
Использование палок. Более распространен другой вариант задачи, когда банан, находящийся за клеткой вне пределов досягаемости , можно было достать только с помощью палки. Шимпанзе успешно решали и эту задачу. Если палка находилась рядом, они брались за нее практически сразу, если в стороне - решение требовало некоторого времени на раздумье. Наряду с палками шимпанзе могли использовать для достижения цели и другие предметы.
В. Келер обнаружил многообразные способы обращения обезьян с предметами как в условиях эксперимента, так и в повседневной жизни. Обезьяны, например, могли использовать палку в качестве шеста при прыжке за бананом, в качестве рычага для открывания крышек, как лопату, при обороне и нападении; для очистки шерсти от грязи; для выуживания термитов из термитника и т.п.
Орудийная деятельность шимпанзе. Наблюдения В. Келера за орудийной деятельностью шимпанзе дали начало особому направлению в изучении поведения. Дело в том, что использование животными орудий представлялось наиболее очевидной демонстрацией наличия у них элементов мышления как способности в новой ситуации принимать адекватное решение экстренно, без предварительных проб и ошибок. Впоследствии орудийную деятельность в разных ситуациях (не только в эксперименте) обнаружили и у других видов млекопитающих: у обезьян разных видов, у птиц
Л. А. Фирсов. Для проверки способности шимпанзе к использованию природных объектов в качестве орудий был разработан специальный аппарат. Он представлял собой прозрачный ящик, внутрь которого помещали приманку. Чтобы получить ее, нужно было потянуть за рукоятку тяги, достаточно удаленную от аппарата. Проблема состояла в том, что как только животное отпускало рукоятку, дверца аппарата захлопывалась. При этом тяга была слишком длинной и обеих рук шимпанзе было недостаточно, чтобы, держась за рукоятку, одновременно дотянуться до приманки. Молодой самец Тарас справился с этой задачей. После безуспешных попыток решить задачу «в лоб» он отошел в сторону ближайших кустов. Выломал длинную и прочную палку и с нею вернулся к аппарату. Не делая никаких лишних (поисковых или пробных) движений, он с силой потянул за рукоять тяги. Открывшуюся при этом дверцу он заклинил с помощью принесенной из лесу палки. Убедившись в достигнутом результате, Тарас стремительно бросился к аппарату , открыл дверцу и забрал приманку.
Характерно, что поиски нужного орудия не были слепыми пробами и ошибками: было похоже, что обезьяна действует в соответствии с определенным планом, хорошо представляя себе, что ей нужно.
При добывании видимой, но недоступной приманки, которую опускали на дно узкой и довольно глубокой ямки, шимпанзе также проявили способность быстро выбирать наиболее подходящее орудие, и это также происходило не как «пробы наугад», а как бы в результате сопоставления с мысленным образом нужного им орудия.
Как утверждают ведущие российские психологи, критериями наличия у животных зачатков мышления могут быть следующие признаки:
"экстренное появление ответа в отсутствии готового решения" (Лурия) акт мышления возникает только тогда, когда у субъекта существует соответствующий мотив, делающий задачу актуальной, а решение ее необходимым, и когда субъект оказывается в ситуации, относительно выхода из которой у него нет готового решения - привычного (т.е. приобретенного в процессе обучения) или врожденного”;
"познавательное выделение объективных условий, существенных для действия" (Рубинштейн);
"обобщенный, опосредованный характер отражения действительности; отыскание и открытие существенно нового" (Брушлинский);
"наличие и выполнение промежуточных целей" (Леонтьев).
Мышление человека имеет целый ряд синонимов, как то: "разум", "интеллект", "рассудок" и т.п. Однако при употреблении этих терминов для описания мышления животных необходимо иметь в виду, что, как бы сложно ни было их поведение, речь может идти лишь об элементах и зачатках соответствующих мыслительных функций человека.
Наиболее корректным является предложенный Л.В. Крушинским термин рассудочная
деятельност
ь. Он позволяет избежать отождествления мыслительных процессов у животных и человека. Рассудочная деятельность отличается от любых форм обучения. Эта форма адаптивного поведения может осуществляться при первой встрече организма с необычной ситуацией
, создавшейся в среде его обитания. В том, что животное сразу, без специального обучения, может принять решение к адекватному
выполнению поведенческого акта, и заключается уникальная особенность рассудочной деятельности как приспособительного механизма в многообразных, постоянно меняющихся условиях окружающей среды. Рассудочная деятельность позволяет рассматривать приспособительные функции организма не только в качестве саморегулирующихся, но и самоселекционирующихся систем. Под этим подразумевается способность организма производить адекватный выбор биологически наиболее адекватных форм поведения в новых ситуациях. По определению Л.В. Крушинского, рассудочная деятельность - это выполнение животным адаптивного поведенческого акта в экстренно сложившейся ситуации
. Этот уникальный способ приспособления организма в среде возможен у животных с хорошо развитой нервной системой.
К настоящему времени сформулированы следующие представления о мышлении животных.
Зачатки мышления имеются у довольно широкого спектра видов позвоночных - рептилий, птиц, млекопитающих разных отрядов. У наиболее высокоразвитых млекопитающих - человекообразных обезьян - способность к обобщению позволяет усваивать и использовать языки-посредники на уровне 2-летних детей.
Элементы мышления проявляются у животных в разных формах. Они могут выражаться в выполнении многих операций, таких как обобщение, абстрагирование, сравнение, логический вывод.
Разумные акты у животных связаны с обработкой множественной сенсорной информации (звуковой, обонятельной, разных видов зрительной-пространственной, количественной, геометрической) в разных функциональных сферах - пищедобывательной, оборонительной, социальной, родительской и др.
Мышление животных - не просто способность к решению той или иной задачи. Это системное свойство мозга, причем, чем выше филогенетический уровень животного и соответствующая структурно-функциональная организация его мозга, тем большим диапазоном интеллектуальных возможностей оно обладает".
У высокоорганизованных животных (приматов, дельфинов, врановых птиц) мышление не ограничивается способностью к решению отдельных задач, но представляет собой системную функцию мозга, которая проявляется при решении разнообразных тестов в эксперименте и в самых разных ситуациях в естественной среде обитания.
В. Келер (1925), впервые исследовавший проблему мышления животных в эксперименте, пришел к выводу, что человекообразные обезьяны обладают интеллектом, который позволяет им решать некоторые проблемные ситуации не методом проб и ошибок, а за счет особого механизма - “инсайта” (“проникновения” или “озарения”), т.е. за счет понимания связей между стимулами и событиями.
В основе инсайта лежит, по мнению В. Келера, тенденция воспринимать всю ситуацию в целом и благодаря этому принимать адекватное решение, а не только автоматически реагировать отдельными реакциями на отдельные стимулы. (инсайт " - осознанное "спланированное" употребление орудий в соответствии с имеющимся у них мысленным планом)
Наличие у высших животных элементов разума в настоящее время не вызывает сомнения ни у кого из ученых. Интеллектуальное поведение представляет собой вершину психического развития животных. Вместе с тем, как отмечает Л.В. Крушинский, оно является не чем-то из ряда вон выходящим, а лишь одним из проявлений сложных форм поведения с их врожденными и благоприобретенными аспектами. Интеллектуальное поведение не только теснейшим образом связано с различными формами инстинктивного поведения и научения, но и само складывается из индивидуально изменчивых компонентов поведения. Оно дает наибольший приспособительный эффект и способствует выживанию особей и продолжению рода при резких, быстро протекающих изменениях в среде обитания. В то же время интеллект даже самых высших животных находится, несомненно, на более низкой ступени развития, чем интеллект человека, поэтому более корректным будет называть его элементарным мышлением, или зачатками мышления. Биологическое изучение данной проблемы прошло длинный путь, к ней неизменно возвращались все крупнейшие ученые. Об истории изучения элементарного мышления животных уже говорилось в первых разделах настоящего пособия, поэтому в данной главе мы лишь постараемся систематизировать результаты его экспериментального изучения.
Определение мышления и интеллекта человека
Прежде чем говорить об элементарном мышлении животных, необходимо уточнить, как психологи определяют мышление и интеллект человека. В настоящее время в психологии существует несколько определений этих сложнейших явлений, однако, поскольку данная проблема выходит за рамки нашего учебного курса, мы ограничимся самыми общими сведениями.
Согласно точке зрения А.Р. Лурия, "акт мышления возникает только тогда, когда у субъекта существует соответствующий мотив, делающий задачу актуальной, а решение ее необходимым, и когда субъект оказывается в ситуации, относительно выхода из которой у него нет готового решения - привычного (т.е. приобретенного в процессе обучения) или врожденного".
Мышление представляет собой самую сложную форму психической деятельности человека, вершину ее эволюционного развития. Очень важным аппаратом мышления человека, существенно усложняющим его структуру, является речь, которая позволяет кодировать информацию с помощью абстрактных символов.
Термин "интеллект" используется как в широком, так и в узком смысле. В широком смысле интеллект - это совокупность всех познавательных функций индивида, от ощущения и восприятия до мышления и воображения, в более узком смысле интеллект - это собственно мышление.
В процессе познания человеком действительности психологи отмечают три основные функции интеллекта:
● способность к обучению;
● оперирование символами;
● способность к активному овладению закономерностями окружающей среды.
Психологи выделяют следующие формы мышления человека:
● наглядно-действенное, базирующееся на непосредственном восприятии предметов в процессе действий с ними;
● образное, опирающееся на представления и образы;
● индуктивное, опирающееся на логический вывод "от частного к общему" (построение аналогий);
● дедуктивное, опирающееся на логический вывод "от общего к частному" или "от частного к частному", сделанный в соответствии с правилами логики;
● абстрактно-логическое, или вербальное, мышление, представляющее собой наиболее сложную форму.
Вербальное мышление человека неразрывно связано с речью. Именно благодаря речи, т.е. второй сигнальной системе, мышление человека становится обобщенным и опосредованным.
Принято считать, что процесс мышления осуществляется с помощью следующих мыслительных операций - анализа, синтеза, сравнения, обобщения и абстрагирования. Результатом процесса мышления у человека являются понятия, суждения и умозаключения.
Проблема интеллекта животных
Интеллектуальное поведение является вершиной психического развития животных. Однако, говоря об интеллекте, «уме» животных, их необходимо прежде всего отметить, что чрезвычайно трудно точно указать, по поводу каких животных можно говорить об интеллектуальном поведении, а по поводу каких - нет. Очевидно, речь может идти лишь о высших позвоночных, но явно не только о приматах, как это до недавнего времени принималось. Вместе с тем интеллектуальное поведение животных является не чем-то обособленным, из ряда вон выходящим, а лишь одним из проявлений единой психической деятельности с ее врожденными и благоприобретаемыми аспектами. Интеллектуальное поведение не только теснейшим образом связано с разными формами инстинктивного поведения и научения, но и само складывается (на врожденной основе) из индивидуально-изменчивых компонентов поведения. Оно является высшим итогом и проявлением индивидуального накопления опыта, особой категорией научения с присущими ей качественными особенностями. Поэтому интеллектуальное поведение дает наибольший приспособительный эффект, на что и обратил особое внимание А.Н.Северцов, показав решающее значение высших психических способностей для выживания особей и продолжения рода при резких, быстро протекающих изменениях в среде обитания.
Предпосылкой и основой развития интеллекта животных является манипулирование, причем прежде всего с биологически «нейтральными» объектами. Особенно это относится к обезьянам, для которых манипулирование служит источником наиболее полных сведений о свойствах и структуре предметных компонентов среды, ибо в ходе манипулирования происходит наиболее глубокое и всестороннее ознакомление с новыми предметами или новыми свойствами уже знакомых животному объектов. В ходе манипулирования, особенно при выполнении сложных манипуляций, происходит обобщение опыта деятельности животного, формируются обобщенные знания о предметных компонентах окружающей среды, и именно этот обобщенный двигательно-сенсорный опыт составляет главнейшую основу интеллекта обезьян.
Особую познавательную ценность представляют деструктивные действия, так как они позволяют получить сведения о внутренней структуре предметов. При манипулировании животное получает информацию одновременно по ряду сенсорных каналов, но преобладающее значение имеет сочетание кожно-мышечной чувствительности рук со зрительными ощущениями. В итоге животные получают комплексную информацию об объекте как едином целом и обладающем разнокачественными свойствами. Именно в этом и заключается значение манипулирования как основы интеллектуального поведения.
Чрезвычайно важной предпосылкой интеллектуального поведения является и способность к широкому переносу навыков в новые ситуации. Эта способность вполне развита у высших позвоночных, хотя и проявляется у разных животных в разной степени. Способности высших позвоночных к разнообразному манипулированию, к широкому чувственному обобщению, к решению сложных задач и переносу сложных навыков в новые ситуации, к полноценной ориентации и адекватному реагированию в новой обстановке на основе прежнего опыта являются важнейшими элементами интеллекта животных. И все же сами по себе эти качества еще недостаточны, чтобы служить критериями интеллекта, мышления животных.
Отличительная особенность интеллекта животных заключаются в том, что в дополнение к отражению отдельных вещей возникает отражение их отношений и связей. Это отражение происходит в процессе деятельности, которая по своей структуре, согласно Леонтьеву, является двухфазной.
По мере развития интеллектуальных форм поведения фазы решения задачи приобретают четкую разнокачественность: прежде слитая в единый процесс деятельность дифференцируется на фазу подготовления и фазу осуществления. Именно фаза подготовления составляет характерную черту интеллектуального поведения. Вторая фаза включает, в себя определенную операцию, закрепляемую в виде навыка.
Большое значение как один из критериев интеллектуального поведения имеет и то обстоятельство, что при решении задачи животное пользуется не одним стереотипно выполняемым способом, а пробует разные способы, которые являются результатом ранее накопленного опыта. Следовательно, вместо проб различных движений, как это имеет место при неинтеллектуальных действиях, при интеллектуальном поведении имеют место пробы различных операций, что позволяет решить одну и ту же задачу различными способами. Перенос и пробы различных операций при решении сложной задачи находят у обезьян свое выражение, в частности, в том, что они практически никогда не пользуются орудиями совершенно одинаковым образом.
Наряду со всем этим надо четко представить себе биологическую ограниченность интеллекта животных. Как и все другие формы поведения, оно всецело определяется образом жизни и чисто биологическими закономерностями, рамки которых не может перешагнуть даже самая умная обезьяна.
В заключение приходится признать, что проблема интеллекта животных еще совершенно недостаточно изучена. По существу до сих пор проведены обстоятельные экспериментальные исследования только над обезьянами, преимущественно высшими, в то время как о возможности интеллектуальных действий у других позвоночных еще почти нет доказательных экспериментальных данных. Вместе с тем, сомнительно, чтобы интеллект был присущ только приматам.
Мышление человека и рассудочная деятельность животных
Как утверждают ведущие российские психологи, критериями наличия у животных зачатков мышления могут быть следующие признаки:
● "экстренное появление ответа в отсутствии готового решения" (Лурия);
● "познавательное выделение объективных условий, существенных для действия" (Рубинштейн);
● "обобщенный, опосредованный характер отражения действительности; отыскание и открытие существенно нового" (Брушлинский);
● "наличие и выполнение промежуточных целей" (Леонтьев).
Мышление человека имеет целый ряд синонимов, как то: "разум", "интеллект", "рассудок" и т.п. Однако при употреблении этих терминов для описания мышления животных необходимо иметь в виду, что, как бы сложно ни было их поведение, речь может идти лишь об элементах и зачатках соответствующих мыслительных функций человека.
Наиболее корректным является предложенный Л.В. Крушинским термин рассудочная деятельность. Он позволяет избежать отождествления мыслительных процессов у животных и человека. Наиболее характерное свойство рассудочной деятельности животных - их способность улавливать простейшие эмпирические законы, связывающие предметы и явления окружающей среды, и возможность оперировать этими законами при построении программ поведения в новых ситуациях.
Рассудочная деятельность отличается от любых форм обучения. Эта форма адаптивного поведения может осуществляться при первой встрече организма с необычной ситуацией, создавшейся в среде его обитания. В том, что животное сразу, без специального обучения, может принять решение к адекватному выполнению поведенческого акта, и заключается уникальная особенность рассудочной деятельности как приспособительного механизма в многообразных, постоянно меняющихся условиях окружающей среды. Рассудочная деятельность позволяет рассматривать приспособительные функции организма не только в качестве саморегулирующихся, но и самоселекционирующихся систем. Под этим подразумевается способность организма производить адекватный выбор биологически наиболее адекватных форм поведения в новых ситуациях. По определению Л.В. Крушинского, рассудочная деятельность - это выполнение животным адаптивного поведенческого акта в экстренно сложившейся ситуации. Этот уникальный способ приспособления организма в среде возможен у животных с хорошо развитой нервной системой.
Существует ли непреодолимая граница между мышлением человека и элементами рассудочной деятельности животных? Действительно ли наш вид абсолютно уникален в этом отношении? И насколько эти различия являются качественными, или, может быть, они только количественные? И можем ли мы утверждать, что все наши способности, такие как разум, сознание, память, речь, способность к обобщению, к абстрагированию, - так уж уникальны? Или, может быть, все это есть прямое продолжение тех тенденций эволюции высшей нервной деятельности, которые наблюдаются в животном мире?
На эти вопросы отвечает руководитель лаборатории физиологии и генетики поведения биологического факультета МГУ доктор биологических наук Зоя Александровна Зорина : «Уникальные способности человека, его мышления действительно имеют биологические предпосылки. И между психикой человека и психикой животных нет той непроходимой пропасти, которую долгое время как-то по умолчанию приписывали и подразумевали. Причем еще в середине XIX века Дарвин об этом говорил, что разница между психикой человека и животных, как бы она ни была велика, это разница в степени, а не в качестве».
Следовательно, Дарвину в какой-то момент перестали верить.
Может быть, не поверили или оставили в стороне. Потом эта мысль была слишком провидческой. И это вопрос не веры, а фактов и доказательств. Экспериментальное изучение психики животных началось в XX веке, в самом начале XX века. И весь XX век - это история открытий, история приближения к признанию того положения, что мышление человека четко имеет биологические предпосылки, включая самые сложные его формы, такие как человеческая речь. И доказательство последнего положения были достигнуты только в конце XX века, последняя треть. И сейчас эти исследования продолжают бурно и блистательно развиваться. То, что приматы приближаются к человеку, особенно антропоиды - это как-то можно себе представить. А вот более такой неожиданный и не так укладывающийся в сознание факт - это то, что зачатки мышления в общем-то появлялись на более ранних стадиях филогенетического развития у более примитивных животных. Мышление человека имеет далекие и глубокие корни.
Существует ли вообще определение мышления? Как провести формально грань между инстинктивным, бессмысленным поведением и именно мышлением?
Давайте отталкиваться от определения мышления, которое дают психологи, что мышление прежде всего обобщенное опосредованное отражение действительности. Есть это у животных? Есть. В разных степенях изучается и показано, в какой мере оно обобщенное и у кого и в какой мере оно опосредовано. Далее: мышление основано на произвольном оперировании образами. И эта сторона психики животных тоже изучена и показано, что это есть. Удачным ключом может служить определение Александра Луриа, который говорил, что акт мышления возникает только тогда, когда у субъекта есть мотив, делающий задачу актуальной, а решение ее необходимым и когда у субъекта нет готового решения. Что значит готового? Когда нет инстинктивной, запаянной программы, алгоритма, инстинкта.
Алгоритм может быть записан, а вот решение задачи добыть значительно труднее.
Когда животное не имеет этого алгоритма наследственного, когда нет возможности этому научиться, нет времени и условий совершать пробы и ошибки, которые лежат в основе приобретенного поведения, а когда решение нужно создавать экстренным путем, вот сейчас, на основе некоторой экспресс-информации. Мышление - это решение задач, с одной стороны, с другой стороны, параллельный процесс - это постоянная переработка информации, ее обобщение, абстрагирование. У человека это формирование вербальных понятий, а у животных раз слов нет, значит обобщений быть вроде бы не должно. Современные исследования - это одна из сторон развития науки о мышлении животных, изучение их способности к обобщению, то есть к мысленному объединению предметов, явлений, событий по общим для них существенным свойствам. Вот оказывается, что животные способны не только к такому примитивному эмпирическому обобщению по цвету, по форме, но они способны выделять довольно отвлеченные признаки, когда информация в результате обобщения приобретает высоко абстрактную форму, хотя и не связана со словом. Я приведу пример из наших исследований – это обобщение признака сходства. Вот вороны, на которых мы работаем, способны научиться сортировать предъявляемые им для выбора пары стимулов, выбирать из них тот стимул, который похож на предлагаемый им образец. Сначала показывают птице черную карточку, перед ней стоят две кормушки, накрытые черной крышкой и белой крышкой. Она долго и упорно учится выбирать черную, если образец черный, выбирать белую, если образец белый. Это требует большого времени и труда и от нас, и от птицы. А затем мы предъявляем ей цифры. И вот она видит цифру два, выбирает два, а не три и не пять. Цифра три - выбирает три, а не четыре и не пять. Выбирает такое же. Когда мы предлагаем ей выбирать, допустим, карточки с разными типами штриховки, она учится уже побыстрее. Потом мы предлагаем ей множество: выбирай на образце три точки, выбирай тогда любой стимул, где три элемента, пусть это крестики, нолики, все, что угодно, но три, а на других карточках четыре, два, один. И последовательными шагами каждый раз ей надо учиться все меньше времени, хотя порядочно. Но наступает момент, мы называем это тестом на перенос, когда мы предлагаем совершенно новые стимулы, например, вместо цифр от 1 до 4 - цифры от 5 до 8. За правильный выбор каждый раз она получает свое подкрепление. Хорошо уже обученной вороне мы предъявляем стимулы другой категории, новые, незнакомые ей. Новый набор закорючек, с первого же раза они четко совершенно выбирают по принципу - такой же, сходный. А дальше мы предлагали им фигуры разной формы и предлагали выбирать: на образце маленькая фигура, а для выбора предлагаются две другие геометрические фигурки - одна маленькая, другая большая, больше никакого сходства нет, только размер. И ворона, увидев маленький квадратик, выбирает маленький квадратик, если на образце маленькая пирамидка. И это признак другой категории - это сходство по размеру, ничего похожего, общего с исходным моментом, выбирай черное, если черное, уже нет. Это высоко абстрактный признак: выбирай любой стимул, соответствующий образцу. В данном случае, сходный по размеру, независимо от формы. Таким образом нашим классиком Леонидом Александровичем Фирсовым, ленинградским приматологом, были сформулированы представления о довербальных понятиях, когда животные достигают такого уровня абстрагирования, что формируют понятия, довербальные понятия о сходстве вообще. И у Фирсова была даже такая работа «Довербальный язык обезьян». Потому что масса информации, судя по всему, хранится в такой форме абстрактной, но не вербализованной. А вот работы конца 20 века преимущественно наших американских коллег, работы на человекообразных обезьянах показывают, что в определенных условиях обезьяны могут довербальные представления, довербальные понятия связывать и с некими знаками, не с устными словами, они просто не могут ничего произносить, но они связывают это с жестами языка глухонемых или со значками определенного искусственного языка.
Зоя Александровна, скажите несколько слов об эволюционном развитии мышления. Можно сказать, есть ли какая-то связь между сложностью строения нервной системы и сложностью поведения? Как это развивалось в эволюции?
Если говорить с самых общих позиций, то ключом здесь, наверное, может служить давняя работа Алексея Николаевича Северцева, который говорил о том, что эволюция психики шла не только в направлении выработки конкретных программ, типа инстинктов, но в направлении повышения потенциальной способности к решению разного рода задач, повышения некоей общей пластичности. Он говорил о том, что у животных, высокоорганизованных животных благодаря этому создается некая потенциальная психика или запасной ум. Вот чем выше организовано животное, мы и видим, собственно, это и в эксперименте, то именно эти потенциальные способности и проявляются, выявляются экспериментом и иногда проявляются в реальной жизни. Когда стали наблюдать за поведением горилл в природе, то, читая дневники Шалера, можно было подумать, что он за стадом коров наблюдает, потому что: покормились там, поспали, поели, перешли, такие деревья, другие деревья. Но при этом те же гориллы, те же шимпанзе и все антропоиды способны к решению кучи задачи, вплоть до освоения человеческого языка, которые совершенно отсутствуют, не говоря о коровах, извиняюсь, а просто не востребованы в их реальном поведении. И запас когнитивных способностей у высокоорганизованных животных огромен. Но чем ниже мы спускаемся, переходим к не столь высокоорганизованным животным, вот этот запас, эта потенциальная психика становится все меньше. И одна из задач биологических предпосылок мышления человека не только понять, где верхняя планка и как они приближаются к человеку, но и нащупать простейшие вещи, какие-то универсалии, откуда, из чего все берет начало.
| Комментарии: 0 |
Александр Марков
Предложена гипотеза, согласно которой качественное различие между интеллектом человека и обезьян состоит в отсутствии у последних способности мыслить рекурсивно, то есть применять логические операции к результатам предшествующих аналогичных логических операций. Неспособность к рекурсии объясняется малой емкостью «рабочей памяти», которая у обезьян не может одновременно вместить более двух-трех концепций (у человека - до семи).
Анна Смирнова
Доклад Анны Смирновой состоялся 24 января 2018 года на Московском Этологическом Семинаре в Институте проблем экологии и эволюции им. А.Н. Северцова при технической поддержке Культурно-просветительского центра "Архэ".
Константин Анохин
Каковы принципы современной фундаментальной научной теории сознания? Когда были получены первые экспериментальные доказательства существования эпизодической памяти у животных? Нейробиолог Константин Анохин о научных принципах теории сознания, феномене «путешествия во времени» и эпизодической памяти у животных.
Зоя Зорина, Инга Полетаева
Учебное пособие посвящено элементарному мышлению, или рассудочной деятельности - наиболее сложной форме поведения животных. Впервые вниманию читателя предложен синтез классических работ и новейших данных в этой области, полученных зоопсихологами, физиологами высшей нервной деятельности и этологами. В пособии нашло отражение содержание лекционных курсов, которые авторы в течение многих лет читают в Московском Государственном университете им. М. В. Ломоносова и других вузах. Обширный список литературы предназначен для желающих самостоятельно продолжить знакомство с проблемой. Пособие предназначено для студентов и преподавателей биологических и психологических факультетов университетов и педагогических вузов
